— Добро пожаловать! — приветствовали его с одной из шхун.

— Это француз? — спросил Харви.

— Разве не видишь, что это балтиморское судно? — возразил Дэн. — Ишь, как ползет. Должно быть, его шкипер в первый раз идет сюда!

Окрашенный в черную краску корабль этот был вместимостью в восемьсот тонн.

Передний парус был спущен, задний еле шевелился при слабом ветерке. Большая, нерешительная в своих движениях, баржа напоминала женщину, осторожно приподнимающую платье, чтобы перейти через грязную мостовую. Шкипер знал, что находится где-то по соседству с утесом Девы, слышал рев разбивающихся о него волн и опасливо осведомился о фарватере.

— Утес Девы? Бредите вы, что ли? Сегодня воскресенье, и вы пришли в Ле-Гав. Отправляйтесь-ка домой и проспитесь! — послышалось в ответ.

— Берегись! Берегись! — кричали хором. — Вы на самой вершине утеса!

— Беритесь за палку!

— Спускайте кливер!

Терпение, наконец, лопнуло у шкипера. Он начал отругиваться. В ответ посыпался ряд комплиментов по адресу его баржи. Его спрашивали, застрахована ли она; не украл ли он якорь у «Кэри Питмэн»; говорили, что он пугает рыбу и т. д. Какой-то досужий молодой рыбак подошел к самой барже и дразнил шкипера, за что удостоился наказания: кок высыпал на него ведро золы. Парень начал швырять в кока рыбьими головами. Из кухни стали сыпать уголь, что, наконец, устрашило забияк и заставило рыбачьи лодки отойти от баржи. Если бы она была действительно в опасности, рыбаки, конечно, предупредили бы ее, но, зная, что она далеко от скалы, не могли отказать себе в удовольствии потешиться над нею. Но вот снова волна прилива заревела над утесом, и на барже поспешили закрепить все паруса, чтобы ветром не понесло на скалу. Рыбаки перестали шутить и смеяться.

Всю ночь хрипло ревели волны у рифа Девы. Утром Харви увидел, что море злится и пенится. До десяти часов весь флот стоял на якоре. Наконец, два брата Джеральда, собственники шхуны «Утренний глаз», тронулись в путь. Половина рыбачьих судов пустилась вслед за ними. Но Троп не последовал их примеру. Он не любил рисковать, а море было слишком бурным. К вечеру разыгралась настоящая буря, и рыбакам шхуны «Мы здесь» пришлось сушить и обогревать не одного промокшего до костей смельчака. Мальчики стояли у шлюпок с фонарями. Рыбаки пристально всматривались в волны и готовы были при первой необходимости, с опасностью для жизни, броситься на помощь. Вот среди мрака раздался крик: «Лодку! Лодку!» Они вытащили из воды человека и полузатонувшую лодку. Раз пять стоявшие на вахте Дэн и Харви бросались к гафелю и окоченелыми руками закрепляли паруса. Волны плескали на дек. Одна лодка разбилась в щепки, а сидевшего в ней гребца ударило головой о шхуну. К вечеру на шхуне спасли еще одного матроса: у него была сломана рука, и он спрашивал, не видел ли кто его брата. За ужином на шхуне сидело семь потерпевших крушение чужих рыбаков.

На следующий день на всех шхунах было нечто вроде перекличек вернувшихся рыбаков. Там, где вся команда оказывалась налицо, ели с лучшим аппетитом. Утонули только два португальца и один старик родом из Глостера, но много было ушибленных и раненых. Две шхуны сорвались с якоря, и их унесло на два дня пути к югу. На одной французской шхуне умер матрос. Это была как раз та шхуна, которая продала нашим морякам табак. В одно тихое, но дождливое утро эта шхуна тихо поплыла на глубокое место, и Харви увидел впервые, как хоронят моряков. За борт спустили какой-то длинный сверток, и только… Не было заметно, чтобы по покойнику молились или совершали какой-нибудь обряд; ночью Харви услышал пение какого-то гимна. Звуки плавно и печально неслись по усеянной звездами поверхности моря.

Том Плэт ездил на французскую шхуну, потому что покойный был масон. Умерший упал и ударился спиною о борт, так что сломал себе позвоночник. Весть о смерти матроса облетела все шхуны, потому что, вопреки обычаю, на корабле устроили аукцион оставшихся после умершего вещей: все, от вязаной шапки до кожаного пояса, было разложено и развешано. Дэн и Харви присоединились к любопытным. Дэн купил себе на аукционе кортик с медной рукояткой.

Когда они возвращались, шел дождь, вода струилась по их клеенчатым плащам; неожиданно спустился туман. Дэн решил закинуть лесу, нацепив на нее большой кусок приманки. Рыба клевала. Харви поднял воротник и смотрел на поплавок с равнодушным видом старого рыбака. Туман его больше не пугал. Дэн вынул купленный им нож и стал рассматривать его.

— Прелесть! — сказал Харви. — Как это они продали его так дешево?

— Потому что католики суеверны, — сказал Дэн, сверкая лезвием. — Они боятся брать вещи после покойников!

— Купить на аукционе не значит «взять». Это торговля!

— Мы-то это знаем, потому что мы не суеверны. Вот одно из преимуществ жизни в стране прогресса! — Дэн начал насвистывать какую-то песенку про суеверия жителей Истпорта.

— А как же один матрос из Истпорта купил сапоги умершего? А каково население Мэна?

— Не очень-то прогрессивно. У них даже дома не крашеные стоят. Истпортский матрос сказал мне, что ножичек этот был в ходу — ему французский капитан рассказывал!

— Убийство? — Харви вытащил рыбу и бросил ее в лодку.

— Да. Когда я это услышал, мне еще больше захотелось купить его!

— Господи! А я и не знал, — сказал Харви, разглядывая нож. — Продай мне его за два доллара. Отдам, когда получу жалованье!

— В самом деле? Он тебе нравится? — спросил Дэн, краснея от удовольствия. — Признаться, я и купил-то его, чтобы подарить тебе; я только не знал, понравится ли. Возьми его, Харви, на память. Ведь мы с тобой товарищи и так далее, и тому подобное. На, бери!

Он протянул ему пояс и нож.

— Но, Дэн, я не вижу причины, почему бы…

— Возьми, возьми. Мне не нужно. Я для тебя купил!

Соблазн был слишком велик.

— Ты славный, Дэн! Я буду хранить твой подарок до смерти!

— Приятно слышать, — сказал Дэн, смеясь. — Смотри, твоя леса за что-то задела! — перевел он разговор на другую тему.

— Зацепилась, — проговорил Харви, дергая. Но предварительно он опоясался подаренным ему кушаком. — Да что это, леса зацепилась крепко, точно за дно, поросшее «клубникой», а ведь здесь дно, кажется, песчаное?

Дэн перегнулся и помог ему тащить.

— Это палтус, должно быть, а не «клубника». Потяни-ка еще, авось подастся.

Они разом потянули, и таинственная добыча медленно поднялась.

— Вот так добыча! — закричал Дэн, но крик его перешел в вопль ужаса: они вытащили из моря труп похороненного двумя днями раньше француза!