Шрифт:
Закладка:
Сам я выбрался из Плевны утром 6 июля, добрался до Вида через час и остановился на возвышенности, осматривая округу. Дорога прорезала холмы и устремлялась через мост дальше на запад. Капитан Сидоров с задачей справился и сейчас от моста остались одни опоры, да небольшой пролет с нашей стороны. От деревянных частей все еще поднимался дымок, пахло гарью, а трава в радиусе добрых трех сотен шагов была закидана кусками камней и кирпичами.
— Славная работа, капитан, — отметил я Сидорова, который едва меня увидел, подскакал и доложил о выполненном приказе. Похоже, мост действительно был красивым и мог считаться архитектурным памятником. Вот только на войне здравый смысл зачастую перевешивает соображения о ценности различных культурных ценностей. — Как все прошло?
— Неплохо, ваше превосходительство, правда, одного из моих артиллеристов контузило по дурости, да местные такой визг подняли, когда узнали, что мы задумали, что, наверное, вы и в Плевне слышали, — пошутил капитан. — Пришлось их силой от моста оттаскивать.
— Ничего, поорут и перестанут. А вашему артиллеристу желаю быстрее поправиться, — ответил я, продолжая осмотр позиции. — Благодарю за службу, я запомню.
— Рад стараться, — капитан даже покраснел от удовольствия.
Противоположный берег выглядел низким и ровным, как стол, с редкими деревьями и кустарником. Ниже по течению, саженей за сто от остатков моста, к реке вела вытоптанная коровами и пастухами тропа. Там Вид разливался широко, саженей на двадцать, а вода не поднималась выше пояса. То, что через реку имелся брод, сюрпризом для меня не стало. Он был отмечен на военных картах с пометкой, что весной и осенью пройти здесь затруднительно.
Средняя ширина Вида колебалась в районе восьми саженей[15], а глубина местами была весьма приличной. Летом пехота могла переплыть его в любом месте, но для нормальной переправы обоза, пушек и всего прочего теперь существовал лишь брод, через который и вела пастушья тропа. На реке находились еще два моста, в верховьях и в низовьях, но до ближайшего из них было не меньше тридцати пяти верст, так что в расчет их никто не принимал.
— Неутешительные вести, Мишель, — ко мне подскакал Некрасов. — Разъезды сообщают, что турки после полудня будут здесь.
— Проклятье! — я выругался. Как же все скомкано, времени совсем нет, да и людей у нас совсем мало. — Ладно, господа, за работу. Все мы знаем, что нам делать!
Подстегнув Юлу, я заставил ее спуститься и перейти вброд реку, мне хотелось более тщательно осмотреть противоположный берег. Тем временем Особая бригада начала развертывание. Температура медленно поднималась, день обещал быть жарким во всех возможных отношениях, но подобное никого не останавливало, наоборот, подстегивало.
Седов, Зазерский, Ломов и Гахович времени зря терять не стали. Кавалеристы, как могли, вырыли ложементы[16], используя предусмотрительно захваченные в Плевне лопаты и кирки. Шанцевого инструмента катастрофически не хватало, да и создание оборонительных сооружений не наш профиль, так что получилось коряво. Но что есть, то есть. Оборону мы решили держать комплексную. Части кавалерии поручалось патрулировать реку, другая часть на время позабудет про лошадей и сражаться будет в пешем порядке, так что приходилось окапываться, как умеем. Хорошо хоть, с нами находись болгары. Под руководством Бояна Златкова они принялись укреплять берег, благо с собой союзники захватили и лопаты, и кирки.
Ломов свои пушки расположил справа от дороги в версте от брода, а Гахович встал слева, ближе к остаткам моста. Ракетные команды замечательно показали себя в Плевне, и я надеялся, что и здесь они не ударят в грязь лицом.
Собственно, мы не собирались умирать на Виде, сражаясь до последней капли крови. Наша задача выглядела просто — задержать турок и дождаться подхода подкрепления. Вот и все. Учитывая пушки, ракеты, а также винтовки Бердана и прекрасных стрелков, подобная задача казалась вполне выполнимой. Да и генерал Кнорринг, к которому я уже послал вестового с просьбой поторопиться, должен подойти к нам на помощь. В крайнем случае, если тот задержится, на день неприятеля мы могли приостановить и собственными силами, а затем спокойно отойти. Лошади наши находились неподалеку, для них нашлось несколько удобных полянок за деревьями и холмами.
К сожалению, и неприятель времени зря не терял.
— Турка шибко валит, ваше превосходительство, — доложил прискакавший вестовой из команды Рута. К тому времени я уже вернулся на восточный берег Вида, спешился и в сопровождении полковников ходил по позициям, подбадривая нижних чинов, шутя и всячески поднимая дух. Моим гусарам, да и донцам Зазерского моральная поддержка особо не требовалась, я больше за болгар опасался, да и ракетчики Гаховича все еще считались необстрелянным подразделением. — Башибузуки уже форсировали Искыр, передовые их части через полтора часа будут здесь.
— Резво же они ожеребились, — Зазерский зло сплюнул. — Ох, чую, жаркое нас ждет дело!
— Прорвемся, — Седов, хоть и выглядел встревоженным, мог кого хочешь заразить своей уверенностью.
Задав гонцу ряд уточняющих вопросов, я отпустил его и обернулся к полковникам.
— Дело дрянь, господа, сами слышали. Осман-паша доберется до Вида раньше Кнорринга. А мы тут как сироты неприкаянные.
— Нам надо сутки простоять, может и меньше, — Седов потер подбородок. — Сдюжим, мне кажется.
— Продержимся, — заверил Зазерский и подкрутил ус. — А если что — в седла, и поминай, как знали.
— А я вот за артиллерию свою беспокоюсь, — Ломов не считал нужным скрывать тревоги. — Пушки мои хоть и легкие, да все равно могут не успеть убежать. За пять минут позицию сменить мы не сможем.
— Как и мои ракетные станки, — поддержал его Гахович. — Кто сказал, что Осман-паша полезет через брод? Он сюда сунется, получит свое и обязательно отдаст приказ форсировать реку выше и ниже по течению. И что тогда?
— Понимаю, но все же остаток дня мы на Виде простоять сможем, — решил я. — От турецкого авангарда отобьемся, а ночью, если будет совсем тяжко, отойдем к Плевне. Как говорится, Бог не выдаст, свинья не съест.
На этом и порешили. Люди разошлись по своим подразделениям. За оставшийся в нашем распоряжении час гусары, казаки и болгары замаскировали ложементы и позиции стрелков, а на самом броде дополнительно поставили деревянные рогатины. Специальные команды вырубили на западном берегу деревья, укрепив ими наши окопы. Кубанцев Керканова временно спешили и определили в пехоту. Болгарам же я приказал раздать карабины Бердана из нашего обоза, оставив при себе минимальный запас. Артиллеристы и ракетчики тем временем сделали по залпу, пристреливаясь к броду.
У кубанцев и донцов нашлось немного чеснока, и они «засеяли» им брод. Чеснок представлял собой несколько спаянных между собой острых металлических штырей и предназначался главным образом против кавалерии, хотя и пехоте мог подкинуть неприятностей. К сожалению, данный момент я упустил, чеснока у нас было мало, а гусары и вовсе подобными вещами не пользовались. Зачем он легкой подвижной коннице? Наше дело маневр, обхват и засады, а не оборона. Вот только теперь ситуация изменилась, у нас появились пушки и ракеты, которых следовало защищать. Я выругал себя за то, что в Плевне не продумал данный момент, но сейчас ничего изменить уже нельзя.
И все же позиция наша выглядела достаточно сильной. Восточный берег Вида выше западного, что давало нам преимущество в обзоре. Мы имели возможность увидеть неприятеля издалека, он был у нас, как на ладони. Тем более, поняв, что мост взорван, неприятель поначалу всей массой попрет именно на брод. Естественно, в разных местах они постараются перекинуть через реку пехотные таборы, для подобного решения не нужно быть гением. Но тут уж мы не могли ничего сделать, только лишь отправить три эскадрона вниз по реке и четыре сотни казаков вверх.
Солнце пекло, как в песках Хивы. Несмотря на зной, люди прекрасно потрудились и проголодались. В тылу полевые кухни Бессмертных гусар дымили без передышки, обеспечивая питанием всю бригаду. Раздетые по пояс, красные и потные повара орудовали поварешками, подкидывая дрова и готовя тушеную с мясом и лавровым листом картошку. Особо по вкусу наше полковое довольствие пришлось кубанцам и болгарам. Они ели, да знай себе нахваливали. Даже на суровом лице Бояна Златкова разошлись
