Сварт был готов попрощаться с жизнью, отдать себя на волю судьбы, в которую не верил. Но когда на борт заползло сочащееся слизью щупальце, он мгновенно прекратил смеяться и, проворно вскочив, немедленно ударил этого нежданного пришельца.

Пупырчатый отросток исчез, подняв снопы искрящихся брызг, но спустя миг над поверхностью показалось нечто омерзительное, всплывшее, как огромный батискаф. Гигантский осьминог оскалился на «экипаж» плота разверзнувшейся пастью-клювом.

Сварт невольно выругался и схватил оставшееся весло. Щупальца намеревались сломать несчастный плот, но рефлексы и силу у капитана никто не отнимал. И он словно забыл, что еще пару секунд назад собирался встретить свою судьбу. Не так-то легко прекратить борьбу, когда грозит смертельная опасность. Тело иногда само приказывает жить, сражаться. Гибель от жажды, гибель под солнцем через пару дней лучше, чем быть съеденным заживо.

Сварт взвился с нехитрым оружием и немедленно ударил сильными ногами, отбиваясь от щупалец, которые не успевали схватить его. Он метался по крошечному островку плота, точно комар в закрытой банке. Или даже быстрее.

Отразив удары всех шести щупалец, Сварт всадил весло прямо в жадную пасть, едва сам не пропав в ней. Осьминог отпрянул, утробно завыв, окатывая слизью.

Сварт дернул весло обратно, освобождая из клюва чудовища. Деревяшка не сломалась, а, значит, еще годилась, чтобы плыть дальше. Дальше… Он как будто забыл, что не существует этого «дальше». Хотя в пылу борьбы он не думал ни о чем. Только следил за нестройным движением щупалец.

Осьминог тухлой рыбой покачивался на поверхности воды, а потом сполз с края плота и исчез в глубине. Казалось, все кончено, но отточенные инстинкты и жизненный опыт подсказывали, что это только начало. Вскоре под плотом хаотично заметалось еще несколько теней. На подмогу поверженному чудовищу спешили его сородичи.

Размерам каждый из них превышал плот раза в два, к счастью, до Кракена, о котором ходили легенды, они совсем не дотягивали, но и «шхуна» не тянула на гордые бригантины и каравеллы, которые ломал в щепки мифический монстр.

– Проклятье! – воскликнул Сварт, когда щупальца полезли со всех сторон.

Сумеречный бездействовал, но его как будто не трогали, точно он вовсе не существовал. Призрак? Галлюцинация?

Удары посыпались червивой падалицей, черной. Печеными плодами на сгоревших деревьях. Такие висели после пожара в саду лорда Вессона. Черные, покрытые сажей. В какой цвет можно окрасить ненависть, боль и страх?

Липкие холодные щупальца тянулись к одинокому плоту. Раньше корабль пусть и был потрепан, но хотя бы шел. Впрочем, к бездне, что не лучше. Теперь оставался только крошечный плот. Едва вышел в море, а его уже пытались утопить, смять.

– Щупальца лжи легко опоясывают мир, как плот… Что ж делать, если истина одна? Что ж делать, если всюду, куда кидают взгляд – стена? – прошептал Сумеречный Эльф, не двигаясь с места. – А обернуться на световые коридоры окна нет сил. Дальше буквы не проходит речь, дальше струны не идет звук. Воспринимать мир черным, непроницаемо грязным – незавидный удел обитателей глубин.

– Будь ты проклят! Будьте прокляты вы все! – надсадно хрипел Сварт, размахивая веслом и ударяя ногами с разворота по бесконечно лезущим из воды клювам.

Твари алчно шипели, обдавая запахом тухлой рыбы. Нападали то по очереди, то целой стаей, точно хищные птицы. Сварт сражался со всей своей силой, сожалея, что не осталось ни сабель, ни меча, канувшего вместе с каютой капитана. Ничего – только море, раскачивающийся из стороны в сторону, едва не встающий на дыбы плот и тренированное тело пирата, позволявшее опережать щупальца спрутов. И воля к жизни. Не мысль о ней, не размышления, ведь в пылу битвы нельзя ни о чем думать, кроме врага. Только воля победить и выбраться. Не важно, куда, не важно, что дальше. Возможно, иногда погибают от этого «что дальше», перестают бороться, теряют звериную жажду выкарабкаться. Не в этот раз!

Капитан осыпал осьминогов ударами ног, изворачивался змеей. Веслом протыкал склизкую массу, метя в мелкие глаза спрутов. Сталкивал щупальца, подныривая под ними, заставляя заплестись, запутаться при попытке схватить его, унести в темную пучину. Не сейчас! Не его!

Он балансировал на плоту, не позволяя опрокинуться этому единственному залогу спасения среди бескрайних просторов чуждой стихии. Чуждой, но такой манящей, захватывающей. Когда-то он очень любил море, когда-то очень давно. Потом утратил и эту страсть, не разбираясь, осталось ли хоть что-то, что он любит. Может, он уже давно все ненавидит – и себя, и жизнь. Но на плоту продолжал с остервенением сражаться.

Спруты все атаковали, давили друг друга. Насчитывалось уже около десяти существ, целая стая колышущимся гигантским студнем с длинными отростками.

Сварт все не сбавлял скорость, пытаясь достать хотя бы еще нескольких врагов острым концом весла. Мелькали разноцветными призраками головоногие чудовища. Меньше их не становилось, выныривали только новые, а мышцы и легкие человека от непрекращающейся борьбы уже горели огнем. Это значило, что поединок тянулся неимоверно долго. Капитан мог сражаться без устали не меньше часа, не сбавляя скорости, не теряя изящества отточенной техники боя. Но обычно его верными помощниками были сабли, а не разваливающееся в руках весло.

Внезапно уже одно из щупалец подкосило ноги, отчего Сварт едва не упал в воду. Пронзила слишком яркая картина, как его тело поглощает этот неразборчивый мерзкий студень, растворяя понемногу кости, смешивая кровь с водой до полного исчезновения. И ощущение ужаса от этого зрелища заставило забыть о любой боли. Тяга к жизни подкинула, сберегла от опасного удара, приказала если и умереть, то только в борьбе.