Я отшвырнула телефон на кровать. Разочарование оказалось слишком сильным. Может, потому что Рощин мне действительно понравился. Так понравился, что я даже думать о Гольце забыла и не особо  расстраивалась из-за бойкота в классе.

Мне казалось, что и я ему по-настоящему нравлюсь. Даже не потому, что он мне об этом сам написал, нет. Просто это чувствовалось каким-то внутренним чутьем. Особенно когда мы сталкивались взглядами. Определенно между нами что-то проскакивало, отчего сердце тут же начинало взволнованно колотиться. Это ощущение было таким явственным и острым, хоть и необъяснимым.

Но, выходит, я ошибалась? И он просто прикалывался надо мной? Разводил, как будто я какая-то дура, падкая на лесть? Или, что ещё хуже, охочая до мажоров?

Ну, вообще-то, дура, конечно. Вон как развесила уши, читая его комплименты.

И всё равно он – просто сволочь и подлец! Ладно бы это был какой-нибудь Шлапаков или Паутов – они придурки, у них детство в одном месте до сих пор играет. Подобная выходка – в их духе, но он – такой серьезный и явно не дурак, всё понимает. И подобное предлагать по глупости не стал бы. Даже Лабунец в свое время таких оскорбительных предложений мне не делал.

Сначала у меня был шок. Я даже ответ сочинила ему не сразу. Хотелось и нагрубить, и отправить за этим делом к кому-нибудь другому, но в итоге решила просто вежливо его послать.

Рощин после короткого затишья снова продолжил мне писать – уведомления с коротким треньканием сыпались одно за другим, но я их не открывала. Обида осела в груди камнем.

И на следующий день даже в школу шла через силу.

Если накануне я выискивала его в коридорах глазами и даже искренне досадовала, когда его не было, то теперь вообще не хотела его видеть. Однако мы с Рощиным встретились сразу же, как только я зашла в школу. Столкнулись в фойе, возле центральной лестницы, минут за пять до первого урока. Поймали взгляд друг друга, и он на миг приостановился – посмотрел так, будто для него ничего не изменилось. Будто ему нисколько не стыдно за вчерашнее.

Вроде бы, он даже поздоровался кивком, но не ручаюсь, потому что я сразу же нахмурилась, отвела глаза и быстрее припустила наверх.

Честно говоря, у меня аж зудело высказать ему всё, что думаю, но ровно до того момента, как мы с ним оказались рядом. Этот Рощин даже сейчас умудрялся меня смущать. Кому другому я бы такое не спустила, а при нём у меня просто язык не поворачивался.

Весь день я старалась не попадаться ему на глаза. Завидев где-нибудь в коридоре ашек, сразу передумывала туда идти. Но это всё ерунда, потому что затем в столовой он сел лицом ко мне. Я делала вид, что его не замечаю, что просто ем и ни о чем не думаю. Но на самом деле у меня кусок в горло не лез, потому что он с меня взгляда не сводил – я боковым зрением это видела.

Вот что ему надо от меня? Не пойму.

А вечером Рощин снова принялся забрасывать меня сообщениями. Я долго держалась. Ладно, не очень долго. Но мило беседовать я с ним не собиралась больше. Хотела просто расставить все точки над i, чтобы успокоился уже и не нервировал меня. Открыла нашу переписку – а там одни сплошные «прости»:

«Таня, прости меня. Пожалуйста!»

«Таня, я знаю, что ты на меня злишься. Я сам на себя ещё больше злюсь. Но, может быть, когда-нибудь ты меня простишь?»

«Что мне сделать, чтобы ты меня простила? Как мне заслужить второй шанс?»

И еще с десяток сообщений в том же духе. Я аж озадачилась. Видать, он и правда переживал. Иначе зачем всё это?

«Второй шанс – для чего?»– всё-таки спросила я.

«Я просто хочу продолжить наше общение. Ты мне очень нравишься»

«Ты попросил меня прислать нюдс!»

«Прости! Я ступил. Этого больше не повторится! Клянусь!»

«Не знаю. Ты меня разочаровал».

«Я знаю. Я сам себя не могу простить за это. Но дай мне возможность всё исправить? Пожалуйста!»

«Зачем?»

«Ну давай представим, будто вообще не знаем друг друга и начнем всё сначала? В кино этот ход обычно работает»

«Именно что в кино»

«Тогда давай просто забудем, будто этого не было?»

«Не получится, у меня память хорошая»

«Ну тогда просто меня прости…»

Честно говоря, после его сообщений у меня и самой злость ушла. На самом деле, я не злопамятная и быстро отхожу. Да и чего уж, Рощин мне всё-таки действительно нравился. Даже сейчас…

«Ладно», – после минутной паузы уступила я.

Мы ещё переписывались с ним, наверное, часа два с половиной, а то и три, как раньше, до его идиотской просьбы. И я окончательно оттаяла.

«А, может, встретимся лично и поговорим?»

«Завтра воскресенье»– напомнила я.

«Не в школе… Я не могу куда-то конкретно тебя пригласить. Я в вашем городе пока ничего не знаю. Но, может, просто встретимся в каком-нибудь парке, погуляем вдвоем?»

Я замешкалась. Вообще-то мне хотелось этого, глупо было бы врать. Он всё равно волновал меня. Но и что-то мешало, словно свербело под ложечкой.

Опять же, рассудила я, плохого он мне ничего не сделает. Вдруг и правда он ошибся, сглупил? Все ведь имеют право исправлять свои ошибки.

В общем, согласилась.

Мы договорились встретиться завтра в парке Парижской коммуны. Ровно в пять часов у главных ворот.

***

С утра я в темпе сделала все уроки – вдруг мы с Рощиным долго будем гулять. Только текст по английскому не успела выучить – никак не получалось сосредоточиться.

Потом принялась за сборы. К свиданию я готовилась с небывалым тщанием, даже с Гольцем так не старалась. На три раза вымыла голову, потом два часа сушила и укладывала волосы.

Жаль только, погода испортилась. Похолодало как-то резко. Хорошо хоть дождь не лил, а лишь изредка накрапывал. Однако я все равно вырядилась в платье. Оно мне шло, да и приличнее у меня нет ничего. Ну а к платью пришлось надеть ненавистные каблуки. Сами туфли были красивые, дорогие и модные. Тетя Валя мне их подарила, потому что они ей мозолили ноги, а вернуть не получилось.

Провозилась я долго, даже боялась, что опоздаю, но пришла вовремя. Без пяти пять была у ворот парка. А вот Рощин задерживался. Но хоть сообщил. Да и ему простительно – он ведь и правда город совсем не знает.

Минут двадцать я ждала его спокойно. Ну, то есть волновалась, конечно, и даже очень, но по-хорошему. Скорее, радостно трепетала внутри. Потом трепет как-то поутих. Надоело уже ждать, да и выглядела я, наверное, по-дурацки, стоя у ворот при параде и в одиночестве.