Шрифт:
Закладка:
Принимая во внимание, что аристократия повсеместно презирает экономические методы, равно как и их основного бенефициара — крестьян, неудивительно, что предпочтение отдается политическим методам воздействия. «Благородная война» и «узаконенный грабеж»72 — вот занятия, достойные аристократов, и даже более — их законное право, под действие которого не попадают разве что только представители их круга. Отличной иллюстрацией применения политических методов является старая застольная дорическая песня:
У меня есть большие сокровища; копье и меч;
При этом, защищая мое тело, щит бычьей шкуры хорошо постарался.
С их помощью я могу пахать и собирать урожай,
С ними я могу собрать сладкое виноградное вино,
Благодаря им я ношу имя «Господин» со своими крепостными.
Но они никогда не осмеливаются носить копье и меч,
Еще меньше защитник тела, щит из бычьей шкуры для них постарался.
Они лежат у моих ног, распростертые на земле,
Моя рука облизана ими, как гончими собаками,
Я их персидский король, ужасающий их своим именем73.
В приведенной выше песне довольно откровенно выражена гордость воинов древности. Следующее же стихотворение, относящееся совершенно к иной фазе цивилизации, убедительно демонстрирует, что положительное отношение к грабежу присуще всем войнам, несмотря на распространение христианского учения и существование Священной Римской империи германской нации:
Ты бы не отказался от своей жизни, мой юный благородный сквайр?
Следуй же за моим учением и на своем коне присоединяйся к банде!
Заберись на дерево, когда крестьянин подходит,
Бросайся, свали его и хватай за шиворот,
Возрадуйся сердцем, забирая все, что есть у него,
Запрягай его лошадей и убирайся быстрей!74
Вернер Зомбарт по этому поводу писал: «В некоторых случаях доходило даже до того, что аристократы выбирали в качестве жертв своих набегов людей благородного происхождения и не гнушались грабежей торговых караванов. Таким образом, аристократы воспринимали грабеж в качестве своего естественного занятия, основной целью которого становилось регулярное пополнение казны, поскольку доходов от имеющегося имущества не хватало для удовлетворения быстро растущих потребностей дворянства. Пиратство, например, считалось весьма почетным занятием по причине того, что оно отвечало моральным установкам рыцарства и позволяло присваивать себе все то, что находилось на расстоянии вытянутого копья или меча. Недаром в шутливой народной песне поется о том, что бароны-разбойники (грабители) научились владеть (орудовать) своим ремеслом, как башмачник иголкой:
За разбой и за грабеж — нам нечего стыдиться;
Даже лучшие в стране чины — этим занимаются!
Помимо описанной выше психологической особенности у аристократии существует и другая, не менее важная — внешне подчеркнутое благочестие, проявляемое на публике.
Судя по всему, схожие социальные идеи находят свое отражение в психологии правящего класса, зачастую, к при - меру, в качестве своего «небесного покровителя» аристократия выбирает Бога Войны. При этом, несмотря на то что аристократия признает Бога в качестве творца всех людей, включая врагов, и исповедует христианство, в основе которого лежит любовь к ближнему, это не мешает аристократии формировать идеологию, соответствующую классовым интересам.
Еще одним штрихом к психологическому портрету правящего класса, о котором стоит упомянуть, является постоянная склонность к мотовству, которая иногда воспринимается в качестве своеобразной формы «щедрости», — понятное дело, что легко быть щедрым, когда при этом не нужно горбатить спину в погоне за «трудовой копейкой». Завершая психологический портрет правящего класса, не нужно забывать о той безрассудной доблести, которая является результатом постоянной готовности аристократии к борьбе за свои права с оружием в руках. Поддержание постоянной боевой готовности подразумевает освобождение от тяжелого труда, что позволяет тратить все свободное время на охоту, спорт и ведение междоусобиц. В итоге это приводит к совершенно карикатурному результату, когда боевитость и сверхчувствительность к личной чести вырождаются в форменное безумие.
В этом месте я хотел бы сделать отступление и упомянуть о том, что войска Цезаря столкнулись с кельтами Галли, когда они как раз находились на такой стадии развития «Государства», при которой уже произошло возвышение знати над своими собратьями. С тех самых пор принято считать, что классическое описание правящего класса кельтов, столкнувшихся с римлянами, относится ко всем кельтским племенам, — даже Теодор Моммзен (лауреат Нобелевской премии по литературе 1902 года за труд «Римская история») не избежал этой ловушки. В результате неверного описания теперь в каждой книге по всеобщей истории или социологии содержатся неверные сведения. Правильнее было бы указать, что все народы, вне зависимости от расы, при схожей фазе развития обладают схожими чертами характера (в Европе — фессалийцы, апулийцы, кампанцы, немцы, поляки), тогда как кельты, и в особенности французы, на разных стадиях развития «Государства» обладали разными чертами характера. Таким образом, мы приходим к выводу о том, что психология народа зависит от стадии развития общества, а не от расы!
С другой стороны, любое ослабление религиозной составляющей «Государства» приводит к тому, что усиливаются позиции сторонников естественного права, а подчиненные классы начинают негативно воспринимать высокомерие и господство аристократии и открыто заявлять о том, что по чистоте крови и расы они нисколько не уступают представителям правящего класса. В связи с тем что с точки зрения подчиненных классов эффективность труда и соблюдение законов представляют собой единственные добродетели, в подобных заявлениях есть определенная логика. Подчиненные классы так же довольно скептически относятся к религии, которая, по их мнению, лишь орудие в руках власть предержащих. Более того, подчиненные классы твердо убеждены в том, что привилегированное положение правящего класса нарушает закон и справедливость.
Сейчас уже очевидно, что, находясь под влиянием разных теорий, правящий и подчиненные классы находятся в состоянии войны друг с другом, преследуя при этом собственные интересы. Без наличия объединяющих «государственный организм» центростремительных сил, в основе которых лежат общность интересов и «чувство принадлежности к Государству», молодое и неокрепшее «государственное образование» неминуемо бы развалилось под воздействием центробежных сил. Помимо внутренних центростремительных сил, «цементирующих» Государство, существуют еще внешнее давление и общие враги, совместное противостояние которым позволяет ослабить межклассовые конфликты, — подобные примеры можно найти в истории с исходом плебеев из Рима
