Шрифт:
Закладка:
– Я не стану копаться в вашем семейном белье, вы и сами с этим отлично справитесь.
– Откуда такое знание языка?
– Жил пару лет в Англии.
– Учились?
– Работал.
Михаил отвечает односложно, и я понимаю, что дальнейшие расспросы бессмысленны.
– Что от меня требуется?
– Боюсь, вся ваша сила воли и голова, которая будет работать и днем и ночью. Мне жаль, что вы принимаете управление в такое непростое время, но так или иначе, бизнес все равно достался бы вам. По крайней мере, легальная его часть.
– О, есть и легальная? – спрашиваю с иронией.
– Зря вы так. У Георгия Матвеевича очень сильная бизнес-база.
– Тогда зачем еще и криминал?
– По-другому здесь бизнес не построишь.
– Понял. Ладно. Оставьте нас с отцом наедине. Минут через десять можем ехать.
Михаил, кивнув, поднимается и идет к двери. Уже взявшись за ручку, оборачивается ко мне.
– Никому пока ни слова о состоянии вашего отца, стервятники налетят, не отобьемся, надо все делать тихо. Никому, даже Вере Архиповне.
Я криво усмехаюсь.
– И про нее в курсе.
– Такая работа, – отвечает Михаил и выходит из палаты.
Я присаживаюсь на край отцовской кровати и смотрю на его лишенное эмоций лицо.
– Ну что, отец, во что ты меня втягиваешь, а? – перевожу взгляд на окно и смотрю на солнечные блики на подоконниках. – Когда я был маленьким, хотел во всем быть похожим на тебя. А потом, когда ты нас с мамой выставил, я тебя возненавидел. Сейчас смотрю на тебя, и мне тебя жаль. Не потому что ты болеешь, а потому что по тебе даже плакать никто не будет. Жанна, конечно, устроит показательное выступление. Мама несомненно всплакнет, она ведь любила тебя все эти годы. И все, отец. Больше ни-ко-го. Потому что ты – редкостный мудак, до которого никому нет дела.
Встаю и выхожу из палаты. Говорят, если человек находится на краю смерти, нужно простить ему грехи, отпустить все обиды и проводить в последний путь с чистым сердцем. А мне хочется плюнуть на его могилу и, возможно, даже станцевать на ней. Потому что я до сих пор помню, как он пьяный спустил маму с лестницы, после чего она стала инвалидом. Помню, как лицемерно он ухаживал за ней и говорил, что никогда не бросит, пока она лежала в постели после реабилитации. Как клялся в любви, когда у нее пошел перекос по гормонам и она стала диабетиком. Врачи говорили, что болезнь развилась на нервной почве, и я точно знал корень этих проблем.
Еще тогда, будучи шестилетним пацаном, я наблюдал за отцовскими выходками и хотел… быть похожим на него. Мне казалось, что вот так выглядит безграничная власть и авторитет. И только когда моя мама лишилась возможности даже бегать со мной за мячом, я понял, эта власть может причинять боль. Сейчас я нахожусь в смятении. Чувство страха перед неопределенным будущим, что я не справлюсь, завалю весь бизнес, потеряю опору в виде отцовских денег – все это вызывает какой-то необъяснимый ужас, который холодными реками мчится по моим венам. Надо бы взять себя в руки, но я как в тумане, бреду по коридору больницы, даже не заметив, что ко мне присоединился Михаил. Черт его знает, как я буду все это вывозить. Но для начала надо набраться мужества, чтобы позвонить маме и сообщить скорбные новости.
Саундтрек к главе: Three Days Grace – Pain
Дни сливаются в один, жутко длинный и непрекращающийся. Я практически не вылезаю из офиса, который охраняют вооруженные люди. Мы с Михаилом и Анатолием – помощником отца, хотя я бы назвал его consigliere[7], что больше подходит ситуации – перебираем кучу документов, собирая все воедино. У отца порядок в бумагах, но сейчас нам надо выстроить схему, как провернуть все так, чтобы и завод сохранить, и меня в живых оставить. Информация о состоянии отца начинает просачиваться в деловые круги, но пока только к близким, тем, кто работает с нами или на нас. Нам некогда выяснять, откуда идет утечка, но, думаю, без длинного языка отцовской шалавы не обошлось.
Вера каждый день присылает мне сообщения о том, что не приедет. Меня от этого кроет так, что я готов бросить все к чертям и заявиться к ней домой, только бы увидеть, так ее не хватает. Мама готовится прилететь сюда вместе с Хуго, хочет побыть с отцом, пока тот жив. До сих пор не понимаю, как у нее хватает мужества и сил простить подонка, из-за которого она навсегда прикована к инвалидному креслу.
Меня уже третий день не покидает ощущение какой-то потери. Такое тоскливое чувство, которое сжимает грудную клетку, перекрывая дыхание. Не могу никак объяснить причину его появления, но когда думаю об этом, то в мыслях сразу всплывает мой Ангел. Почему она не приходит? Снова заболела? Как-то слишком часто. Может, у нее что-то серьезное или – не дай Бог – неизлечимое? Я не выдержу, если сейчас потеряю еще и ее.
Выхожу из своей спальни и сбегаю вниз по ступенькам. В гостиной уже привычно сидит Михаил, попивая кофе и что-то листая в планшете.
– Доброе утро, – здоровается он.
– Доброе. Миш, сможешь пробить для меня адрес одного человека? Хочу заехать, глянуть, все ли там в порядке.
– Конечно. Чей?
– Веры.
– Архиповны в смысле? – я киваю. – А что его пробивать? – он быстро проводит пальцами по экрану планшета, и уже через полминуты поворачивает гаджет ко мне, и я застываю. Полное досье на моего Ангела, включая адрес и все персональные данные.
– Ого, быстро.
– Я пробил ее еще до того, как она вошла в этот дом.
– И как там? – киваю на планшет. – Нормально все?
– В каком смысле?
Даже я понимаю, что Миша сейчас строит из себя идиота, но решаю ему подыграть.
– Ну, муж там кто?
– Не хочешь прочитать сам?
– Не горю желанием. Давай в двух словах.
– Доброе утро, – произносит Татьяна, ставя передо мной завтрак.
– Доброе. Спасибо.
Она слегка улыбается и снова скрывается в кухне, а я продолжаю пытливо смотреть на Михаила.
– Так, ладно. День рождения у нее в декабре, перед самым Новым годом.
– Тридцатого?
– Да. Муж самый обычный, работает слесарем на заводе недалеко от их дома. Не замечен ни в пьянках, ни в наркотиках. Верный, идеальная характеристика на работе. В общем, не подкопаешься. Вера заочно окончила факультет филологии, основное занятие – фриланс, она редактирует литературные тексты. Работает в основном в библиотеке, дома нет интернета.
– Как это – нет? Совсем нет?
Миша качает головой.