Но когда и как Анна приехала во Францию? Ей безусловно потребовался бы сопровождающий, поскольку в то время молодые женщины ее статуса не путешествовали в одиночку. Дороги и гостиницы, где можно было нанять лошадей и остановиться на ночлег, были небезопасны. Ответ на этот вопрос дают события, происходившие в Париже после восшествия на престол Франциска I. После смерти Людовика его вдова удалилась в отель Клюни – резиденцию аббатов Клюни на южном берегу Сены. Затворничество было продиктовано ритуалом, который французы называют «белый траур» (фр. deuil blanc). Укутанная с ног до головы в белое покрывало поверх обычного черного траурного платья, она проводила дни в уединении и полумраке спальни с затемненными окнами до тех пор, пока не стало ясно, что она не беременна будущим наследником. Только тогда парижский парламент смог подтвердить законность королевского титула Франциска.

Во всяком случае, так все должно было происходить. Правда, все это время в резиденцию Клюни наведывался Чарльз Брэндон, новоиспеченный герцог Саффолк, который прибыл в Париж для участия в турнирах в честь коронации Франциска. Получив отставку у Маргариты Австрийской, он ничуть не растерялся и переключился на Марию, или, возможно, это она имела на него виды. Ходили слухи, и небезосновательные, что они пылали друг к другу такой страстью, что, как только Людовик упокоился в гробу, они ринулись в спальню, где наконец смогли свободно предаться страстной любви. На второй неделе февраля 1515 года любовники тайно обручились. Официально во Франции об их помолвке было объявлено через месяц – таков был отвлекающий маневр Саффолка12.

Для герцога такие ухаживания и женитьба на Марии были сопряжены со смертельным риском, поскольку Генрих как-то взял с него клятву, что он никогда не осмелится пойти на такое. Томас Уолси, как всегда хорошо обо всем осведомленный, почувствовал, что иметь эту пару в качестве союзников – отличная возможность укрепить свою власть, и, написав за Марию покаянное письмо, настоял на том, чтобы она переписала его своей рукой и отправила брату. При этом он предупредил Саффолка, что Генриху будет мало простых слов: король захочет «получить клятвенное заверение в Вашей искренности» и «убедиться, что ни за что на свете (даже будучи раздираемым дикими лошадьми) Вы не нарушите своей клятвы». «Будь прокляты слепая привязанность и тайная страсть, которые привели к этому»,– заявил Уолси, ибо Саффолк, по его мысли, был «в величайшей опасности, которая могла грозить простому смертному»13.

Следуя наставлениям Уолси, герцог уладил дела, согласившись отдать Генриху всю посуду и драгоценности из приданого Марии, которые только удастся отвоевать у Франциска, а также большую сумму наличными и половину денежного содержания в 55 000 турских ливров, положенного Марии как вдовствующей королеве Франции. В конце концов деньги сделали свое дело, и Саффолк заслужил помилование14.

Специальным посланником, который должен был отправиться во Францию, чтобы сообщить Франциску о том, что Саффолк прощен, Генрих назначил Томаса Болейна. Незадолго до этого, в празднествах по случаю Рождества 1514 года при дворе Генриха, отец и мать Анны исполняли главные роли в рождественской пантомиме15. «Несколько затянувшийся» визит Болейна в Париж описан французским мемуаристом Робером де Ламарком, сеньором де Флеранжем[40], однако долгое время этому эпизоду не придавали особого значения16. Дипломатическая миссия Болейна не принесла больших успехов, за некоторым исключением: Мария и Саффолк покинули Париж в середине апреля и вернулись домой. Однако Болейн преуспел в другом: ему удалось пристроить Анну фрейлиной при дворе королевы Клод17. Если бы Анна уже находилась во Франции, приехав туда из Дувра или из Мехелена в сопровождении людей отца, это бы означало, что она просто перешла от служивших Марии фрейлин в свиту королевы Клод. Но если это не так и если представить, что Анна приехала в Хивер слишком поздно и не успела отправиться во Францию в свите Марии, то вполне вероятно, что отец, собираясь с дипломатической миссией во Францию, взял ее с собой, твердо уверенный в том, что она уже больше не вернется к Маргарите, а у него есть шанс воспользоваться своим положением и убедить Франциска взять дочь к себе18. Как бы то ни было, Анна была доставлена в Париж и заняла место при французском дворе.

Должно быть, Париж произвел на Анну глубокое впечатление. В 1510-х годах там было более многолюдно, чем в Лондоне: население французской столицы составляло около 200 000 человек, в то время как в Лондоне проживало не более 80 000. Разумеется, Париж был значительно больше Мехелена или Брюсселя. На острове Сите посреди реки Сены располагалась самая старая часть города. В восточной части острова возвышался собор Парижской Богоматери, а в западной находился дворец Консьержери, старый королевский замок, в котором в то время заседал парижский парламент и суд. Здание Сорбонны со знаменитым факультетом богословия, а также многочисленные типографии и книжные лавки, окруженные средневековой стеной, находились на левом берегу. Путешественников из Англии особенно впечатляло то, что Париж был «застроен с большим вкусом и расположен удобнее», чем Лондон. Улицы тоже были узкими, но запахи нечистот и сточных вод раздражали не так сильно19.

Когда Анна поступила на службу к королеве Клод (они были одного возраста), та уже была беременна первым ребенком. Про королеву говорили, что она довольно мила и добра, приятна в обхождении, умеет красиво говорить, но при этом отмечали, что она не блещет красотой, склонна к полноте и ниже среднего роста. Так же как и ее горячо любимая и рано ушедшая мать, Анна Бретонская, Клод пользовалась популярностью у простого народа. Говорят, именно в ее честь была названа слива сорта ренклод (фр. reine claudes). Молодая королева ревностно отстаивала свою индивидуальность, и Анна запомнила, что знаки и эмблемы с начальной буквой ее имени – латинской С – были повсюду: на стенных панелях, потолках и каменной кладке в ее апартаментах, на золотой и серебряной посуде, на кофрах и сундуках, ими были украшены ее книги и рукописи. Эти знаки вскоре стали такими же узнаваемыми, как гранат и монограмма К Екатерины Арагонской. Символами королевы Клод были пронзенный стрелой лебедь, горностай, а также веревочный пояс монахов францисканцев с тремя узлами (фр. cordelières) и армиллярная сфера – астрономический прибор, широко применявшийся в астрологии и служивший символом того, что предметы видимого мира есть отражение мира невидимого.

В отличие от отношений Генриха и Екатерины, в которых в тот период еще царила любовь,