выскользнет из-за горизонта, мазнет взглядом по замерзшему городу, подсветит золоченые шпили, крыши, выложенные алой черепицей, струйки дыма, вьющиеся над ними. Скованные льдом улицы заблестят в его лучах огненными реками, синие тени от домов станут еще темнее, на площадях замельтешат людишки, крохотные на таком расстоянии, суетливые, совсем как муравьи бегущие по одним им ведомым делам.

И начнется еще один долгий день жизни в столице.

Жаньи сладко потянулся.

Несмотря на ранний час, комната уже была полна слуг. Требовалось выгрести золу и растопить остывший за ночь камин, принести нагретой на кухне воды для омовения и вынести её прочь спустя всего полчаса, чтобы не разводить сырость и плесень. Один лакей привычными движениями менял оплывшие свечи и жесткой щеточкой, смоченной в масле, снимал потеки воска с металла, второй полностью сосредоточился на подготовке дневной одежды.

Ночной горшок уже унесли и опорожнили, Жаньи про себя отметил, что сделал это очередной незнакомый мальчишка со смазливой рожицей — должность смотрителя королевского стула в последние месяцы переходила из рук в руки с удивительной регулярностью. В покои уже дважды входил дежурный секретарь, доставляя срочные послания. В углу на небольшом столике с гнутыми ножками ожидал завтрак на двоих. Пока нетронутый: процесс утренних сборов занимал довольно много времени, и амариту не оставалось ничего другого, кроме как нежиться на смятых после бурной ночи простынях.

— Ты обещал сегодня хорошие новости.

Голос его величества вырвал Жаньи из задумчивости. Король встал из-за туалетного столика, личный камердинер тут же попятился, освобождая дорогу. Жаньи критически осмотрел тщательно вымытые и собранные в хвост волосы монарха, черную атласную ленту, завязанную с показной небрежностью и падающую на плечо, гладко выбритые подбородок и скулы.

Король в свои сорок пять был еще преступно хорош: волевое лицо, великолепная осанка, крепкое тело, привыкшее к тренировкам и долгой верховой езде, глаза смотрят требовательно, голос негромкий, но пробирающий до нутра. Не портили впечатления ни легкая презрительность, что читалась в изгибе губ и неглубоких морщинках на лбу, ни резкость манер, выдающая привычки военного.

В паху привычно заныло. Амарит слегка прикусил нижнюю губу, но тут же отогнал будоражащие воспоминания, и произнес невозмутимо:

— Это касается её величества. По моему мнению королева полностью здорова и готова к новому зачатию. И сегодня один из самых удачных дней месяца, смею заметить.

— Ах вот в чем дело… — король разочарованно поджал губы и склонил голову к плечу: — Все еще не сдаешься?

— Как можно? — пожал плечами амарит. — Вам нужны наследники и моя работа — сделать всё, чтобы вы их получили.

— Наследники…

— Я могу передать её величеству ваше приглашение на вечер или вы сами заглянете в её спальню?

— Других вариантов нет?

Жаньи отрицательно и очень серьезно покачал головой:

— Долг есть долг. Вы должны пробовать, пока есть время.

Камердинер, повинуясь щелчку пальцев, принялся облачать монарха в повседневный наряд. Фердинанд сам зашнурован ворот батистовой рубашки, но рукава оставил слуге: тонкая спица в его руках за несколько секунд заправила в узкие накладные петли два десятка крохотных пуговиц на манжетах. Дурацкая мода, непрактичная.

Штаны, приталенный жилет, мундир на военный манер, расшитый позументами, сапоги на невысоком каблуке. Черное, белое, желтое — строгость и сдержанность. Правда, пуговицы мундира поблескивали алмазной крошкой, а позументы вышиты настоящим золотом, но эта роскошь была сдержанной, неброской, достойной разумного монарха.

В комнату скользнула горничная с охапкой чистого постельного белья и застыла в нерешительности. Жаньи вздохнул, нехотя выбрался из кровати, лениво оделся: рубашка нараспашку, полы халата метут отполированный до блеска пестрый паркет. Девушка сделала благодарный книксен и принялась стягивать шелковые простыни и покрывала. Украдкой бросила на Жаньи призывный взгляд и отвернулась, не получив ответа.

— Не пойму этой твоей тяги к вечному наведению чистоты: смена постели вечером, смена утром, постоянные купания, ароматические масла… — король критически осмотрел себя в зеркале, удовлетворенно кивнул и сделал приглашающий жест, указывая на стол с едой. Жаньи сел, закинув ногу за ногу:

— Терпеть не могу, когда от постельного белья пахнет очередной придворной шлюшкой. А мой аромат принадлежит только вам, ваше величество.

— Ой ли? — острый взгляд короля задержался на лице амарита. Жаньи выдержал его со стоическим спокойствием.

— Только вам, ваше величество, — с нажимом повторил полудемон.

— Хорошо, — коротко кивнул король и приступил к завтраку. Молча, немного торопливо, как к необходимому, но совершенно не интересному делу.

Амарит плеснул себе разбавленного вина, пригубил, наблюдая за собеседником поверх кубка, дождался, когда тот закончит трапезу, вытрет губы и бросит на стол скомканную белую салфетку.

— Что мне передать королеве?

Фердинанд отвернулся, задумчиво глядя в окно.

— Не думаешь, что пора перестать бегать за призрачной надеждой? Я не хочу её, не после годов безуспешных попыток и всех этих мертворожденных детей. Мне не хочется плестись за очередным крохотным гробиком, смотреть на лица, полные скорби, скрытого торжества и, порой, насмешки. Надоело видеть в её глазах немую мольбу и подавленное отчаяние. Она больше не привлекает меня.

— Как женщина? Или как королева?

— Ни то, ни другое. И если с первым я готов смириться, то второе, — он раздраженно плеснул себе вина, повертел в руках бокал, но так и не отпив, отставил. — Её единственным долгом было рождение крепкого, здорового сына. Она не смогла и этой малости. Порой я думаю, что упади она с лошади на охоте или подхвати смертельную лихорадку — всем нам было бы проще.

Жаньи пружинисто поднялся на ноги, повелительно хлопнул в ладоши, прогоняя из комнаты всех посторонних, обошел короля сзади, скользнул руками под его мундир, разминая враз окаменевшие плечи:

— В этот раз всё будет по другому, — его голос полился тихим ручьем, от ладоней заструилось мягкое, обволакивающее тепло. — Поверьте моему чутью. Она так изменилась за эти полгода, расцвела, помолодела. Её тело жаждет любви и ласки, оно готово дать новую жизнь больше, чем когда бы то ни было.

Король расслаблено оперся локтями о стол, позволяя амариту продолжать движения, размял напряженную шею, тихонько застонал от удовольствия.

— Ты выматывал меня половину ночи, — бросил с укором, — чтобы утром заявить, что я должен ублажать женщину, на которую и после долгого воздержания смотреть не хочу?

— Я напитал вас, — возразил Жаньи. — Передал энергию, которой иначе поделиться бы не вышло. Вы сможете всё, что только захотите. Более того, получите от этого наслаждение.