что ее еженедельный персидский выпуск фактически служил главным окном Ирана в широкие просторы приморской Азии. Тем не менее, большую, если не большую часть информации об этих других регионах газета черпала из английских газет, которые были легко доступны в Калькутте через сеть англоязычных газет, простиравшихся от Калькутты до Сингапура, Йокогамы и Гуанчжоу.

Но когда Кашани стал печатать не только газеты, но и книги, он влился в полемические течения общественной сферы. Одной из опубликованных им книг стал "Мукалима-йи Сайях-и Ирани ба Шахс-и Хинди" ("Беседы иранского путешественника с индийцем") - воображаемый диалог, написанный его братом, Сайидом Хасаном Кашани. Как показывает формат текста, жанр диспута, используемый в христианских и мусульманских миссионерских изданиях, мог также служить средством для политических не менее, чем религиозных дискуссий. Однако в данном случае индиец был другом, который давал либеральные советы вымышленному иранскому путешественнику, представляя колониальную Калькутту как образец для подражания Ирану, с ее прессой, религиозными и другими свободами, представленными в положительном свете по сравнению с тем, что иранские изгнанники, такие как братья Кашани, все больше считали коррумпированным и отсталым состоянием своей собственной родины.

Этой полемической цели самокритики служили не только воображаемые дебаты, но и выдуманные книги о путешествиях. В 1906 году калькуттское издательство "Хабль аль-Матин" опубликовало "Сияхатнама-йи Ибрагим Бег" ("Травелог Ибрагима Бега") - рассказ о вымышленном путешествии из Египта в Иран. Написанный купцом, ставшим журналистом, Зайн аль-'Абидином Марагаи (1840-1910), вымышленный травелог использовал позитивные рассказы о других культурах для критики иранских социальных обычаев и политики, которые Марагаи надеялся реформировать. Однако "Сияхатнама-йи Ибрагим Бег" была не столько произведением межкультурного взаимодействия, сколько этнографической фантазией, в которой знание о другом давало реформаторские уроки для расширения возможностей самого себя. Издательство "Хабль аль-Матин" быстро выпустило версию на урду, но она не была переведена на другие азиатские языки, что, к лучшему или худшему, ограничило распространение ее изображения Ближнего Востока.

К концу XIX века, подобно тому, что мы наблюдали среди буддистов Бенгальского залива, в портах Индии и Бирмы были основаны новые виды иранских религиозных организаций. Иранские миссионеры, как мусульманские, так и бахаистские, аналогичным образом адаптировали методы христианских миссионеров, чьи публикации, как мы уже видели, распространялись из Калькутты в Иран. В результате персидский канал в морской общественной сфере стал все больше характеризоваться политическими и религиозными противоречиями, которые варьировались от критики деспотизма династии Каджаров, как, например, у Марагаи и Кашани, до яростных ответов на объединенные миссионерские угрозы христианства и иранского бахаизма.

В 1903 году продолжающаяся прозелитизация христиан в Исфахане послужила толчком к созданию ответной организации под названием "Анжуман-и Сафахана" (Общество Дома Мира), где мусульманские ученые устраивали дебаты с местными новообращенными христианами. Затем общество выпустило журнал "Аль-Ислам", в котором публиковались эти дискуссии, подчеркивая рациональную основу межрелигиозных дебатов. Распространяясь через порты, связывающие Иран с Британской Индией и Османской империей, журнал еще больше расширял общественную сферу, в которой жанр теологических дебатов играл столь важную роль. В 1906 году ключевая фигура "Аль-Ислама", Сайид Мухаммад 'Али (1878-1951), поселился в Бомбее. Его прозелитическая деятельность уже получила прозвище Да'и аль-Ислам (Миссионер ислама) после того, как его ранние встречи с миссионерами заставили его выучить английский и иврит, чтобы лучше опровергать и понимать христианские доктрины.

На фоне многообразных издательских возможностей Бомбея он основал журнал под названием Da'wat-i Islam ("Пропаганда ислама"), специализировавшийся на полемике против различных других религий, распространявшихся из индийского порта, влияние которых на протяжении десятилетий ощущалось в Иране.Опубликованный на двух языках - персидском и урду, "Да'ват-и Ислам" стал свидетелем того, как антиисламская полемика, напечатанная христианскими миссионерами в Калькутте и Бомбее на тех же языках почти столетием ранее, полностью оправдала себя, когда их мусульманское миссионерское зеркало совершило обратный путь из Ирана в Индию. Да'и аль-Ислам в полной мере использовал почтовые пароходы Бомбея; на обложке его журнала были указаны цены на подписку для Индии, Ирана, Османской империи и даже Китая. Благодаря коммуникационным инфраструктурам империи иранские миссионеры смогли распространить свою религию далеко по Азии.

Это касалось не только мусульман, таких как Да'и аль-Ислам. В то же время состоятельные члены значительной парсийской общины Бомбея и Калькутты финансировали издание и экспорт многочисленных зороастрийских текстов, что было не по карману их обедневшим единоверцам в Иране. Следуя модели миссионеров, печатавших Библии, эти книги включали древние авестийские и пехлевийские литургические тексты, задуманные как протестантские "священные писания", такие как перевод Хорда Авесты (краткой Авесты) с авестийского на современный персидский, выполненный Мубадом Тирандазом Ирани, опубликованный в Бомбее в 1882 году, и различные переводы Гатхи и Яшты, сделанные впоследствии Ибрагимом Пурдавудом (1886-1968) и также изданные в Бомбее при финансовой поддержке купца Пешотана Маркера (1871-1965).

Однако, по крайней мере, в районе Бенгальского залива траектория этой проекции зороастризма отличалась от траектории иранских мусульманских (и, как мы увидим, бахаистских) миссионеров благодаря решению религиозных лидеров парсов не только отказаться от прозелитического пути завоевания новообращенных, но и в конечном итоге полностью ограничить возможность обращения, продвигая идеи персидской этнической чистоты. К концу XIX века коммерческое превосходство парсов в Бомбее, Калькутте и Рангуне в сочетании с известной щедростью их общественных благотворительных организаций сделало обращение в зороастризм привлекательной перспективой для многих малоимущих жителей этих городов. Но на фоне растущего населения трех крупных портов опасения, что количество потенциальных новообращенных может быстро истощить ресурсы общины, заставили священников и юристов парси закрыть ворота в общину для индийских, бирманских и даже европейских чужаков. Кульминацией этого процесса стала серия судебных разбирательств, начавшихся в Рангуне в 1914 году и дошедших до Тайного совета в Лондоне, где решался вопрос о том, какая община несет ответственность за благополучие девочки по имени Белла, родившейся в Бирме в 1899 году. Этот судебный процесс, ставший предметом огромных споров, стал испытанием того, можно ли перейти в зороастризм и тем самым стать парси. Парси были культурными городскими жителями, которые заслуженно снискали славу благодаря своим благотворительным взносам во многие общественные дела, которые приносили пользу различным другим общинам. Но сложности межазиатского взаимодействия в конечном итоге привели к тому, что они скорее предотвращали, чем поощряли обращение в другую веру, чтобы защитить казну общинного "я" от бесконечных требований обнищавших других.

Хотя священники парси решили не допустить обращения в зороастризм, лидеры новейшей религии Ирана - бахаизма - начали миссионерскую деятельность в масштабах всей Азии, в которой порты Бенгальского залива сыграли ключевую роль в самопроектировании. С момента своего зарождения в 1840-х годах и до официального основания в 1863 году бахаизм принял протестантскую модель печатного