И когда рядом рухнет израненный друг, И над первой потерей ты взвоешь, скорбя, И когда ты без кожи останешься вдруг, Оттого, что убили его, не тебя. Ты поймешь, что узнал, отличил, отыскал, По оскалу забрал - это смерти оскал, Ложь и зло, погляди, как их лица грубы, И всегда позади воронье и гробы.

Я умела петь и особенно эту песню, я ее любила и очень умела петь, у меня даже менялся голос - он становился жестче, сильнее, я всегда знала, что именно так это нужно проговаривать. Как пел Высоцкий - я сейчас повторяла за ним его слова и знаю точно... ему бы понравилось.

Если мяса с ножа ты не ел ни куска, Если руки сложа, наблюдал свысока, А в борьбу не вступил с подлецом, с палачом, Значит, в жизни ты был ни при чем, ни при чем. Если путь прорубая отцовским мечом, Ты соленые слезы на ус намотал, Если в жарком бою испытал, что почем, Значит, нужные книги ты в детстве читал!

Я подняла глаза и вдруг увидела, как Божена соскочила с колен своего кавалера и бросилась вон из комнаты, дверь за ней хлопнула оглушительно громко, словно раздался выстрел. Я вздрогнула и увидела, что возле меня стоит Отто, с непроницаемым лицом он сдернул ремень с моего плеча и забрал гитару, а потом ухватил в горсть мое платье у ворота и стал поднимать со стула, я была вовсе даже не против - очень вовремя...

Не пора ли мирно побеседовать на чердаке, лишь бы скорее уйти отсюда. Отто я ведь не боюсь, он уже привычный, домашний Враг, с ним-то я уж как-нибудь разберусь. Только скорее бы выбраться из этой большой светлой комнаты - из этого волчьего логова.

И мы пошли к выходу, почти что плечо к плечу, только Грау был меня выше и ему было удобно держать меня за платье, собраное в горсть… наверно, удобно. Хотя мог бы и отпустить, я и сама спешила скрыться. А где-то позади и с боку раздавались приглушенные голоса, я различала их как в тумане, потому что смотрела только на дверь впереди.

— Темпераментная девочка…

— Она с генералом…

— А как же бнедняга Грау?

— Они, верно, установили меж собой очередность… может, сегодня именно Отто?

— Так ведь интереснее сразу вдвоем…

— Несомненно! Уверен, они это уже попробовали!

И смех… и еще какие-то шутки…

— А о чем она пела?

— Эти русские такие странные…

— Бросьте, господа, они просто дикари, им бы у костра танцевать… вы же видели ее глаза...

— Мне понравился только Чехов… Достоевский - это слишком сложно… но там много о вере в Бога… и там была описана женщина… Настази… очень страстная… она даже бросала деньги в огонь.

— О, русские девушки… если все они такие, как эта… Как ее зовут?

— Аса, кажется... Клаус, ты так понял ее имя?

— Глупое имя...

— Она же русская...

Грау отпустил мое плечо только в коридоре у лестницы, когда я уже опомнилась и сама дернулась от него прочь.

— Отстань уже!

Он захрипел от злости, вдруг ухватил меня за второе плечо, с силой поворачивая к себе:

— А я не думал, что ты такая идиотка! Что ты хотела? Чего ты добивалась? Ненормальная...

— Отстань… Отто... Отстань... "надо же как забавно это повторять - отто - отстань... чудное у него все же имечко..."

Я себя чувствовала почти больной, мне хотелось только лечь и укрыться потеплее. Так и надо сделать, в конце концов, могу же я здесь просто заболеть… И пить, почему-то очень хотелось пить. Я раздумала подниматься к себе и прошла на кухню. Грау не отставал, тогда решила спросить:

— А где сейчас Франц?

— Они куда-то уехали с Анной.

— Я не про Вальтера тебя спрашиваю, Франц-то где…

— Они взяли его с собой!

— Куда… Отто, куда они его увезли? Уже ночь!

— У Анны есть котенок, Франц захотел его посмотреть, кажется. Да откуда я знаю!

Мое сердце кольнула ревность. Франц обо мне забыл, я ему не нужна, у него теперь Анна и котенок. Зачем ему Ася, игры в индейцев и кают- кампания на чердаке. Я налила себе полный стакан воды и выпила залпом почти до донышка. В кухне было темно и пусто, интересно, куда убралась Берта… Она обычно дежурила до полуночи, забирая из гостиной посуду. Сегодня воистину странный день и безумный вечер.

— Ты вдоволь напилась? Пойдем-ка наверх!

Его приказной тон мне совсем не понравился, к тому же от Грау немного пахло спиртным, и я вовсе не такая дура, чтоб сейчас лезть с ним под крышу для конструктивного диалога о прошлом и будущем.

— Ты хотел у меня что-то спросить? Про события после мая сорок пятого года, я права?

Даже не дожидаясь его ответа, я коротенько и в общих словах успокоила «бессмертного» Отто о судьбе его дорогой Германии и собиралась уже выйти из кухни, тем более где-то рядом раздались веселые голоса и жалобный быстрый говорок Берты:

— Нет, нет, пан офицер, пустите, мне надо идти…

Я тут же обернулась к своему внезапно онемевшему собеседнику:

— Отто, ей надо помочь! Что ты стоишь, как столб?

— Это не мое дело! - заплетающимся языком выдавил из себя Грау.

— Я тебе рассказала важные новости, ты можешь хотя бы в благодарность заступиться за свою собственную, кстати, прислугу?

— А потом ты пойдешь со мной на чердак?

Оп-па! Я тотчас все поняла про него. Да он просто сопляк по сравнению со мной! У нас мальчишки-пятиклассники ведут себя более нагло и дерзко. Да если бы Отто захотел, он бы уже давно тысячи способов нашел, как мне тут жизнь отравить, я бы даже не стала жаловаться Вальтеру.

Похоже, авторитет генерала тут совсем не при чем, Отто по натуре деликатный и чувствительный. Мальчишка! Он врет, что ему скоро «тридцатник», я бы ему и двадцать пять лет сейчас не дала, он все врет.

Какую войну он знает, если толком пороха не нюхал - он же в штабе сидел, рыдал над докладами о потерях, молился на портрет своего фюрера, а потом, наверно, растерялся, когда ему дали в руки настоящее оружие и отправили защищать холмы под Берлином.