Шрифт:
Закладка:
— Сейчас поверните направо.
Я притормозил, увидев небольшой проселок, который ответвлялся от главной дороги. Никаких указателей или знаков, которые дали бы понять, куда ведет этот поворот, не было и вряд ли здесь вообще кто-нибудь ездит, но фары высветили довольно неплохо расчищенный путь. Проселок углублялся в заснеженные поля, а впереди, на фоне почти настолько же светлого, из-за полной луны, неба темнели какие-то строения. Похоже, к ним мы и направлялись. Прошло еще около десяти минут, и я притормозил возле железных ворот.
— Посигнальте, — сказал Илья Ильич.
Как только я посигналил, ворота заскрипели и створки начали расходится, но я не торопился проезжать внутрь.
— Что же вы стоите? — спросил Сумароков.
— Если возникнут проблемы, машину лучше оставить снаружи, — ответил я. — Что-то мне не хочется таранить ворота. Я ее лучше разверну.
— Разумно, — кивнул он. — Я выйду, а вы разворачивайтесь.
Он выбрался из салона, прошел в створки ворот и стоял там, ожидая покуда я разверну «Волгу». Я поставил машину таким образом, чтобы сразу выехать на проселок, а после присоединился к Илье Ильичу. Рядом с ним уже торчал какой-то парень. Даже в лунном свете было видно, что он недоволен моей предусмотрительностью, но мне было пофиг. Лишь бы не выкинул какой-нибудь подлянки. Пусть только сунется к машине.
Парень свел створки ворот, но запирать не стал. Повел нас по тропе, промятой в сугробах, к зданию, которые выглядело относительно целым на фоне остальных руин. В нем даже виднелось светящееся желтым окошко. Чтобы добраться до двери, рядом с ним, нужно было подняться по лестнице. Встречающий пропустил нас вперед, а сам остался у подножия лестницы. Я поднялся следом за Сумароковым. И прежде, чем войти в дверь, огляделся. Ночью даже под луной, обзор не ахти, но я сумел рассмотреть обширный двор, заваленный снегом и огромный корпус с проваленной крышей. Рядом с ним стоял УАЗ «буханка». Что ж, возьмем на заметку.
Когда я вошел внутрь каптерки — а как еще назвать довольно тесное помещение с длинным столом-верстаком, печкой буржуйкой и не несколькими табуретками? — то увидел, кроме Ильи Ильича, еще двух угрюмого вида мужиков, судя по рожам, совершивших за свою бытность по паре ходок, как минимум.
Один из них придвинул моему спутнику табурет, другой налил в алюминиевую кружку дымящуюся жидкость из старого чайника, который снял с буржуйки. Чифир, что ли? На меня они внимания не обратили. И я скромно остался у входа.
— Байкал? — вопросительно буркнул Сумароков, глядя на того, кто поставил перед ним кружку.
— Не, чифир, — хмыкнул тот, и увидев, что Илья Ильич отодвигает кружку, добавил: — Да заливаю я, шалфей это!
Смотрящий все-таки взял кружку и отхлебнул. Дальше у них пошел разговор, содержание которого я не понял, хотя изредка в нем звучали знакомые мне слова, из тех, что ушли из блатного жаргона в общеупотребительную лексику. Судя по ним, речь шла о солидной сумме денег, которые должны были передать эти два зэка в общую кассу, но пытались каким-то образом увильнуть от этой чести. При этом никто из троих не басил — то есть, не повышал голоса, но по лицам было видно, что разговор напряженный.
Наконец тот, кто подал Сумаркову табурет, принялся возиться в дальнем углу каптерки, пока не извлек оттуда куб с гранью, примерно, в пятьдесят сантиметров, обмотанный толстым слоем пленки, и водрузил его на верстаке. Илья Ильич чуть мотнул головой, и я шагнул к кубу. И тут один из зэков встряхнул кистью и у него в пальцах сверкнул нож. Я был готов к такому развитию событий. Отшатнулся, будто испугался, и подсек ногу уголовника как раз в тот момент, когда тот сделал — как он думал — обманный выпад.
Этот акробатический этюд окончился для блатного плачевно. Он рухнул на пол, зацепив подбородком край верстака. Что-то отчетливо хрустнуло у него в шее и он замертво свалился к моим ногам. Второй уголовник дернулся было, но благоразумие взяло верх и над жадностью и над жаждой мести. Я выхватил ствол. Урка поднял грабли, показывая, что безоружен, и отступил к стене. Я взял куб под мышку, на всякий случай не выпуская из руки ТТ, чтобы у этого ухаря не возникло вредных иллюзий.
Сумароков открыл дверь, пропуская меня вперед. Ну да, там же у лесенки еще один маячит. Однако тот, увидев меня с пушкой наперевес, проявил прыти гораздо меньше, чем его подельники. Он сразу побёг открывать ворота. Я забросил денежный куб на заднее сиденье. Потом постучал ногой по скатам, дабы убедиться в том, что привратник не пропорол мне финарем колеса, а затем сел за руль. Илья Ильич плюхнулся рядом со мною. Я рванул с места.
На полной скорости, какую-то только можно позволить на заснеженном проселке, я довел машину до шоссе. И только здесь сбавил скорость. Оглянувшись назад, увидел огоньки фар, приближающейся от Старого Завода машины. Надо же! Погоня! Выходит, игра еще не окончена. Ну что ж, давайте, покатаемся наперегонки. Я рванул в сторону города. От своротка к бывшему заводу фабриканта Свешникова мы успели отъехать на километр, когда на шоссе выбралась «буханка».
Двигалась она быстро, но супротив «ГАЗ-24» не тянула. Так что я расслабился. Оказалось — зря. В последние дни было относительно тепло и снег слегка подрасквасился, а теперь его прихватило морозцем. И машину повело. В эту эпоху о «зимней резине» и не слыхали, так что обута была моя тачанка в круглогодичную. Благо, шины были новые, но все равно, лихачить не рекомендовалось. Пришлось сбросить скорость. Догоняющие воспользовались этим, и дистанция стала потихоньку сокращаться.
— Жми, сынок! — от испуга перешел на отечески-панибратский тон Илья Ильич. — Догонят — завалят. У них калаш с собой.
— Что ж они так в каптерке-то лоханулись? — спросил я, мягко вдавливая педаль в полик.
— Думали — ты фраер… Извозчик, — процедил он. — Хотели по дешевке купить. Не выгорело. Теперь, после
