Шрифт:
Закладка:
– Пытаешься углядеть здесь юнгианские мотивы? В психологии Юнга черный и темно-синий цвета выражают бессознательное, тогда как желтый и белый – мир сознательного. В алхимии черный цвет символизировал prima materia – то есть первоэлемент, главную субстанцию. В то же время он ассоциируется с преступными деяниями, первоначалом и скрытой силой. В противоположность ему белый цвет символизировал очищение и перемены.
– Я всегда знал, что вы хорошо подкованы в этом вопросе.
– Просто я уже давно интересуюсь воззрениями Юнга.
– И, наконец, вот что. Сэнсэй, вы подметили, что Тота пытался связаться с внешним миром при помощи телефона, однако сигнала не было.
– Да.
– В этот момент наш молодой человек слышит вместо слов набор цифр. Но, отправившись на бесцельную прогулку за пределы дома, он видит на улице надписи вроде «Ямаха» и «Санъё» – и ни одной вывески или знака с рядами цифр. По-моему, здесь кроется нестыковка. Что думаете?
– Соглашусь. Этот момент тоже показался мне довольно любопытным. Однако юноша все же услышал, как цифры произносил прохожий.
– Верно. То есть разум того человека позволял ему лишь передавать информацию устным путем, через цифры.
– Считаешь, что и здесь скрыт какой-то смысл?
– Да. И еще кое-что. Солнце исчезает приблизительно в одиннадцать часов. Время определено крайне точно. Для сочинения подобного рода это столь же поразительно, как и детальный рассказ о загрязнении.
– И это дает тебе основания считать текст логичным?
– Да. Более того, из него мы знаем точную дату событий.
– Дату?
– Да. Здесь четко написано: «двадцать шестого мая вновь стояла прекрасная погода». Читаем дальше – и рассказчик прямо пишет, что события произошли на следующий день после ареста автора манги Икки Кадзивары. У меня тоже память не самая плохая. Могу уверенно подтвердить, что в это время арестовали того автора и раскрылась утечка медицинского ноу-хау. То есть в случае чего у нас есть точная информация о времени инцидента вплоть до года. Редко встречаешь настолько логичные, связные тексты. И затуманенного сознания или расшатанной психики в нем совсем не чувствуется.
– Меня вынуждает так говорить твоя реакция на вещи, которые не только я, но и множество других ученых считают здравым смыслом. Любой, кто взглянет на это сочинение, согласится, что у автора не все в порядке с головой. Рассудив, что все это скажут, ты восстаешь против здравого смысла и авторитетных взглядов чисто из принципа.
Я был с ним согласен. Однако Митараи, ничуть не смутившись, ухмыльнулся:
– Но вы не правы, сэнсэй. Хотя я очень хорошо понимаю ваш настрой.
– Поражаюсь, насколько упорно ты стоишь на своем. Ты ведь понимаешь, что этот бой для тебя заведомо проигрышный. В нашей игре ты сразу зайдешь в тупик.
– По моим прогнозам, этого не случится.
– Напрасно ты так. Кому угодно очевидно, что у тебя ничего не выйдет. Бессмысленная бравада. Эта книга – болезненный бред, который никак не мог произойти в реальности.
– Я уже предвкушаю удовольствие, профессор. Но оставим это пока в стороне. Мы говорили о времени исчезновения солнца. И как же наш герой его определил?
– По часам. Разве это не очевидно?
– По карманным часам, сэнсэй. Странно, не правда ли? Тота пишет, что ему двадцать один год. Молодые люди такого возраста обычно носят наручные часы.
– Да пусть ему двадцать один год или девятнадцать – что плохого в карманных часах? Такой уж у него редкий вкус.
– Ну хорошо, допустим так. Но кое во что верится с трудом. Сразу после этого монстр откусывает ему левую руку. Будь у него на руке наручные часы, они бы сломались или пропали. Но поскольку они были карманные, то уцелели.
Лицо профессора Фуруи снова приняло озадаченный вид.
– И какой смысл это говорить? Ну да, пожалуй, так. Опять скажешь, что это важно?
– В высшей степени важно. Ставлю эту деталь на третье место после воды и груди Каори.
– Ну что же, запомним его. Позже покажешь, на что способен. Мне кажется, ты намеренно отвлекаешь мое внимание странным поведением, выставляя в ряд свои кособокие фигуры.
– Всему свое время, профессор, – веселым тоном сказал Митараи, словно повар, перед которым разложены свежие ингредиенты. – Следующее. Рассказчик упоминает кнопку закрытия дверей в лифте дома.
– И что же в этом необычного? Зачем это обсуждать? – профессор наконец рассмеялся.
– Не соглашусь с вами. Меня этот нюанс удивляет. Дальше у нас сцена с расчленением двух трупов. Нам обоим, сэнсэй, доводилось проводить вскрытие. Согласитесь, описание поразительно реалистичное. Человеку без подобного опыта даже в голову не придет, что из трупов сочится жировое вещество. Будь это сон по Юнгу, описание этой части было бы менее ярким и детальным.
– Согласен, эта часть до странного длинная. Раз это сон, то он должен быть попроще.
– И, наконец, вот что. Тоже крайне важный момент. Расчленяя трупы, он потерял сознание, но спустя некоторое время пришел в себя и пошел умыться. Он набирает в раковину воды, споласкивает лицо и вытаскивает пробку. В этот момент он внимательно смотрит на водоворот. По его словам, вода закручивалась по часовой стрелке.
– И что из этого следует? – снова недоумевал Фуруи.
– В начале текста тоже говорилось про водоворот, однако тогда вода закручивалась против часовой стрелки.
Фуруи забрал брошюру у Митараи и перечитал ту часть.
– Да, ты прав. Но может ли это что-то значить? Вряд ли это так уж важно. Возможно, просто опечатка.
– Я так не думаю. Если ограничиться лишь этой фразой, то риск опечатки действительно есть. Но все остальные элементы загадки указывают на то, что ошибки нет.
– Вот как? – растерянно проронил профессор. Поскольку Митараи говорил одни странности, то он почти махнул рукой и не пытался изображать серьезную реакцию.
– Осталось у тебя еще что-нибудь?
– Нет, на этом все. А значит, мы начинаем партию, где каждый будет выстраивать свою комбинацию из размещенных им на доске фигур.
– Можно ли использовать фигуры противника?
– Конечно. Итак, сэнсэй, прошу вас. Первый ход за вами.
– Я уже давно заинтересовался этим сочинением, и у меня были кое-какие мысли на его счет. Но четкой картины событий мне пока что не удалось выстроить. Ты не против, если я буду сопровождать ходы своими размышлениями?
– Разумеется.
– Ты мыслишь весьма эксцентрично. Но и без этого язык не поворачивается сказать, что текст написан вменяемым человеком. Разумеется, мои суждения более сдержанны – я вижу здесь любопытные, извращенные идеи пораженного болезнью мозга. Если говорить о похожих клинических случаях, то отчасти шизофрению или, скажем, маниакальную депрессию помогает распознать то, осознает ли пациент свое состояние. Характерная особенность первой в том, что пациент отрицает свою болезнь, а второй – что больной воспринимает ее