Шрифт:
Закладка:
Не имея ни глотка воды, мы, разумеется, ничего не ели – нам предстояла ночь воздержания. Но уверенность в том, что завтра мы напьемся досыта, дала возможность легко уснуть, лежа на животе, чтобы его не пучило от голода.
На следующее утро мы пустились в путь по откосам через целый ряд вершин, отстоящих в трех милях друг от друга. В восемь часов отряд наконец спешился у колодцев Арфаджи. Повсюду вокруг нас сладко благоухали кусты. Колодцы без ограды имели глубину восемнадцать футов. Вода из них была солоновата на вкус и с сильным душистым запахом. Мы нашли ее превосходной, и, так как повсюду росла зелень, пригодная в пищу для верблюдов, мы решили остаться здесь на день.
Пиршества арабских племен
На следующее утро мы совершили быстрый пятичасовой переход (наши верблюды были полны сил после вчерашнего отдыха) к оазису из хилых пальм с разбросанной вокруг зеленью тамариска. Вода, имевшаяся в изобилии, мнилась вкуснее, чем в Арфаджи. Впрочем, и она оказалась «сирханской водой», которая вначале была сносной, но после двухдневного пребывания в закрытом сосуде приобретала отвратительные запах и вкус, делавшие ее непригодной для употребления.
Нам действительно надоел вади Сирхан, хотя Несиб и Зеки все еще обдумывали планы улучшения и культивирования здешних мест для арабского правительства, когда последнее будет образовано. Подобное неумеренное воображение типично для сирийцев, легко убеждавших себя в осуществлении прожектов и так же легко и охотно сваливавших ответственность за их невыполнение на других.
– Зеки, – сказал я однажды, – твой верблюд весь в чесотке.
– Да, – печально согласился он, – вечером, когда солнце сядет, мы смажем его кожу мазью.
В следующий наш переезд я опять упомянул про чесотку.
– Ага, – сказал Зеки, – вы подаете мне хорошую мысль. Представьте себе, что мы учредим в Сирии государственное министерство ветеринарии, когда Дамаск станет нашим. У нас будет целый штаб искусных ветеринаров и центральный госпиталь или даже сеть госпиталей для верблюдов и лошадей, для ослов и рогатого скота и даже (почему бы и нет?) для овец и козлов. При них должны быть научные и бактериологические отделы, чтобы производить изыскания универсальных средств против болезней животных. А что вы скажете о библиотеке иностранных книг?.. И о разъездных инструкторах?
И при пылком участии Несиба он разделил Сирию на четыре инспектората и множество субинспекторатов.
Назавтра вновь зашла речь о чесотке. Они отложили работу и занялись дальнейшим развитием своего плана.
– Да, дорогой мой, он еще не совершенен, но нам не свойственно останавливаться на пути к совершенству. Нам грустно видеть, что вы готовы оппортунистически довольствоваться синицей в руках. Но таков уж недостаток англичан.
Я ответил им в тон.
– О Несиб, – сказал я, – о Зеки… Разве совершенство помешает этому миру прийти к концу? Разве мы созрели для этого? Когда я сержусь, я молю Бога, чтобы земной шар упал на огненное солнце и наши потомки больше не страдали, но, когда я доволен, мне хочется лишь вечно отдыхать в тени, пока я сам не стану тенью.
Сирийцы неловко перевели разговор на верблюдов, а на третий день несчастный верблюд издох. «Весьма вероятно, оттого, – как разъяснил Зеки, – что мы не смазали его».
Ауда, Насир и остальные бедуины поддерживали хорошее состояние животных постоянной заботой о них.
С наветренной стороны к нам подъехал какой-то всадник. На мгновение все насторожились, но затем люди ховейтат окликнули его. Он оказался одним из их пастухов, и они степенно обменялись приветствиями, как это было принято в пустыне.
Он рассказал нам, что племя ховейтат расположилось лагерем впереди, от Исавии до Небка, нетерпеливо дожидаясь вестей от нас. У них все обстояло благополучно. Беспокойство Ауды прошло, и его рвение опять возгорелось. В течение часа мы быстро проскакали до Исавии и палаток Али Абу Фитна, начальника одного из кланов Ауды.
Старый Али, с рыжими длинными волосами и слезящимися глазами, горячо приветствовал нас и настаивал, чтобы мы воспользовались гостеприимством в его палатке. Мы с извинениями отклонили его предложение, так как нас было слишком много, и расположились поблизости под низким кустарником, меж тем как он с остальными хозяевами палаток готовили для нас пиршество.
Приготовление пищи отняло несколько часов, и уже давно наступила темнота, когда они позвали нас. Я проснулся, спотыкаясь добрался до стола, поел, вернулся к нашим растянувшимся верблюдам и опять заснул.
Наш поход успешно закончился. Мы отыскали племя ховейтат, наши люди были в полном порядке, а наши золото и взрывчатые вещества остались нетронутыми. Поэтому утром мы собрались вместе на торжественный совет по поводу дальнейших действий. Все сошлись на том, что прежде всего должны подарить шесть тысяч фунтов Нури Шаалану, благодаря снисхождению которого мы достигли Сирхана. Нам нужно было его позволение оставаться здесь, пока мы не закончим вербовку и подготовку наших бойцов, и мы хотели, чтобы он заботился об их семьях, палатках и стадах, когда мы уйдем.
Решили также, что послом к Нури должен отправиться сам Ауда, ибо они были друзьями. Тем временем мы, оставшись с Али абу-Фитном, собирались медленно подвигаться на север, к Небку, куда Ауда приказал собраться всему племени абу-Тайи. Он собирался вернуться от Нури раньше, чем мы присоединимся к ним.
Мы погрузили шесть мешков с золотом в седельные сумки Ауды, и он уехал. Затем к нам явились старшины племени и заявили, что почтут за честь угощать нас дважды в день – утром и после захода солнца, – пока мы остаемся с ними. Гостеприимство ховейтат не знало границ.
Каждое утро между восемью и десятью нам подавали нескольких чистокровных кобыл. Насир, Несиб, Зеки и я садились на них верхом и в сопровождении дюжины наших пеших людей торжественно пересекали долину по песчаным тропам меж кустарников. Так мы достигали палатки, которая должна была служить на этот раз залом для пиршества. Все семьи по очереди домогались нашего посещения и жестоко оскорблялись, если наш руководитель Заал отдавал предпочтение одной из них, нарушая порядок.
Когда мы прибывали к избранной палатке, вокруг нее всегда собиралась толпа, и мы проходили на половину для гостей, расширенную ради данного случая и заботливо убранную стенными занавесами на солнечной стороне, чтобы мы могли сидеть в тени. Застенчивый хозяин бормотал что-то и опять исчезал из виду. Для нас готовили красные ковры из Бейрута, и мы садились на них.
Хозяин вновь появлялся, стоя у входа. Наши местные сотрапезники – Мухаммед эль-Дейлан, Заал и остальные шейхи позволяли усадить себя на коврах между нами, разделяя с нами