Но Магдалина успокоил: от него никто ничего не узнает. От напряжения он почувствовал слабость, опустился на стул.

На лице у женщины застыл вопрос, она не могла понять, как он проникал в ее мысли.

Однако это было загадкой и для Василия. Он просто напрягал мозг и заглядывал внутрь женщины, как в книгу, и перелистывал страницы. А память воспроизводила ее прошлое. Это получилось само собой, когда он, войдя в кабинет, вгляделся в измученное ее лицо.

Василий достал носовой платок и вытер крупные капли пота со лба:

– Вам сейчас станет легче, – сказал он. – Свяжитесь с мужем, используйте время обеда для оргазма, это вам необходимо, уберется нервная озабоченность, и боль пройдет. – Магдалина поднялся и вышел из кабинета.

Главный бухгалтер схватила трубку телефона, и муж примчался на обед. Совет Магдалины помог, она почувствовала себя другим человеком. После обеда была в прекрасном расположении духа. Но в результате изумление перед Магдалиной неимоверно возросло.

Конечно, сейчас она не проговорила Пантарчуку всех подробностей, но этого и не требовалось. Он и без того вышел от нее в замешательстве. Странные дела происходили. Любопытно, какие сюрпризы еще приготовил Магдалина?

Главный бухгалтер еще долго молча смотрела на дверь, закрытую Пантарчуком.

Выйдя от главного бухгалтера, Петр направился к Василию. Но, пройдя несколько шагов по длинному коридору, услышал шум за спиной. Это из приемной выскочила секретарь и вдогонку ему почему-то шепотом сообщила, что в приемной Пантарчука ожидает важный господин. Петр обернулся:

– Почему шепчешь? Как зовут его?

Секретарь изобразила на лице нелепую улыбку, провела руками по бедрам, будто вытерла вспотевшие ладони:

– Господин архидем Прондопул.

– Это что, церковный служитель, что ли? – Пантарчуку было незнакомо это имя. Но он развернулся и пошел на зов секретаря.

В приемной навстречу поднялся посетитель с волевыми чертами лица и протянул руку. Больше никого в секретарской не было. И это странно, обычно, когда он был в офисе, здесь всегда кто-нибудь толпился.

Посетитель протягивал руку и въедливо смотрел Петру в глаза. Тому этот взгляд не пришелся по душе: холодный и размытый, по нему нельзя было определить настроения и эмоций гостя. А посетитель произнес:

– Я – архидем Прондопул.

– Мне доложили, – буркнул Петр. Его рука потянулась к ладони архидема, как намагниченная, как будто она существовала независимой от Пантарчука жизнью. Сознание еще не созрело, а рука уже сама пожимала холодную ладонь. И он также представился гостю.

– Людям нравятся ваши рестораны, – восхищенным тоном сказал Прондопул, не выпуская ладони Пантарчука. – И мне – тоже.

– Вы были в моих ресторанах?

– Нет. Мне некогда ходить по ресторанам. У меня много дел. И дела прибавляются с каждым днем, – неопределенно ответил Прондопул.

– Как же вы можете судить о том, чего не знаете?

– Я всегда знаю то, о чем говорю.

– С чужих слов?

– Мне не нужны чужие мнения. Я знаю без этого.

Петр с усилием высвободил ладонь из руки Прондопула. Пригласил в кабинет. Изысканный сине-черный костюм на архидеме был с иголочки, сидел безупречно, оттенял лицо.

В кабинете Петр предложил ему стул у стола, сам грузно направился к своему рабочему креслу. Усаживаясь, увидел, что Прондопул не сел на стул, а расположился в удобном кресле у стены. Пантарчука покоробило от недовольства, пробежала мысль, что посетитель, как видно, прибыл к нему со своим уставом. Однако архидем немедля ответил, что ему в кресле удобнее. Петр поморщился и спросил о роде его занятий.

– Не заблуждайтесь. Я не служитель церкви. Для меня неприемлемо это ни в каких проявлениях, – ответил Прондопул. – Я изучаю мир. Исправляю ошибки мироздания, – пояснил весомо.

– Люди только и занимаются этим всю свою историю, но лучше мир не становится, – усмехнулся Петр.

– Люди живут вслепую, – взгляд архидема поглощал и втягивал Пантарчука, как засасывает болото.

Тот с трудом оторвал глаза, ощутил твердь под собой и отозвался:

– Спорить не буду, я не занимаюсь изучением мира и не пытаюсь его исправлять.

Прондопул пропустил мимо ушей иронию Петра:

– Вам это не под силу. Вы обыкновенный маленький червяк, такой же, как у вас на столе.

Пантарчук неожиданно поймал взглядом на столе червяка, оторопел на мгновение, что за чертовщина, откуда взялся, только что лежала авторучка, а теперь елозил червь. Отпрянул, не может быть, с головой не все в порядке, мерещится. Закрыл глаза и тряхнул подбородком, а когда распахнул веки, авторучка лежала на прежнем месте, и – никаких червей. Точно, в голове какие-то сдвиги.

Но въедливый голос архидема убеждал в обратном:

– Нет, вам не показалось. Вам не хочется ощущать себя червем, но против этого ничего не поделаешь. Один из вас, которого вы считаете выдающимся, Заратустра, утверждал, что вы совершили путь от червя к человеку, но многое в вас еще осталось от червя. Однако он заблуждался. Никакого пути вы не совершили. Вас изначально создали жалкими и слепыми червями, далекими от истины. У вас нет достойных героев, вы создаете мифы, верите в вымыслы, подражаете тем, кого не существовало. Глупо, но вы почитаете сказочников и утопистов, какими были Гомер и Платон. А истина в том, что все ваши истины – обыкновенные вымыслы.

Петр дернул плечом:

– Это бездоказательно.

– Очевидное не требует доказательств.

– Сколько людей, столько и мнений.

– Мнения плодят те, кто ничего не знает. А я знаю.

Петр хмыкнул: у этого посетителя явно не все дома, черт-те что городит, и не поймешь, что ему, собственно, здесь надо, откуда он выплыл и где работает.

– В этом городе у меня Лаборатория по исследованию аномальных явлений, – в ответ на мысли Петра неторопливо выговорил архидем.

Пантарчук ощутил дискомфорт, что-то сковывало, оплетало, сжимало изнутри, заставляло подчиняться Прондопулу. Он резко встряхнулся, вырываясь из липкой паутины. Покопался в мозгах, нет, никогда не слыхивал о такой Лаборатории.

– Вы много чего не слышали, но это не означает, что этого нет, – опять на мысли Петра невозмутимо произнес гость. – Например, рядом с вами наблюдаются аномальные явления.

В ответ Петр подковырнул:

– Единственное ненормальное явление тут это вы.

– Вам повезло. Многие хотели бы увидеть меня, – без тени иронии, но с жутким холодком высказал архидем.

Ну и тип, подумал Пантарчук, какого мнения о себе, как заморская невидаль. И топал бы туда, где его хотят видеть, а тут не дождется восторгов. Точить с ним лясы нет времени и желания.

– Вы не знаете своих настоящих желаний, – прервал его мысли Прондопул, – они хранятся в подсознании. Там, где ваша многовековая память.

Непонятная сила архидема все мощнее тянула Петра