Марья прикрыла рот ладонью, пряча зевок, и украдкой огляделась. Альберт водил их по поместью уже больше часа и говорил, и говорил, и говорил. У Марьи уже в голове гудело от его голоса, а приказчик даже не охрип. Он успел показать им малую и большую гостиные, мельком провел по флигелю – «нечего благородным господам тут смотреть, там слуги хозяйничают», долго водил по галерее и зимнему саду, соловьем заливаясь о капризных цветах и уникальных полотнах кистей известнейших мастеров. Марья никогда особо не интересовалась живописью, но и совсем бескультурной деревенщиной себя не считала, и ее сильно удивило, что ни об одном из художников она никогда не слышала.

В зимнем саду было прохладно и сумрачно – стеклянные стены и крышу плотно заплел вьюн, и солнечные лучи сквозь тяжелый его ковер пробивались золотыми иглами, пятная мраморный пол яркими искрами. Неподвижный воздух пах тяжелым и сладковатым. Пока приказчик рассказывал, откуда был привезен тот или иной цветок, Марья украдкой коснулась разлапистого резного листа и даже не удивилась его ледяной глади. Тоже каменные.

Она радовалась, когда Альберт повел их дальше, на второй этаж, – слишком уж зимний сад походил на склеп.

В библиотеке Финист между делом прошелся вдоль книжных шкафов из резного красного дерева, выглянул в окно. Отвернулся, незаметно поморщившись от разочарования. Марья шагнула к Финисту, шепнула, привстав на цыпочки:

– Что, тоже ничего не разглядеть?

Альберт как раз отвернулся, увлеченно повествуя об очередном портрете, и Финист ответил, не спуская с него пристального взгляда:

– Посмотри сама – там балкон, а за ним даже двор не видно. Словно мир искажается, подстраиваясь под взгляд. С какого угла ни посмотришь – все равно увидишь только то, что тебе разрешено показывать.

– А разрешено, не иначе, хозяином?

– Верно мыслишь, маленькая сестрица. Уже простейшие выводы делать научилась. Так, смотри, скоро два и два складывать сможешь…

Марья со всей силы ткнула его в бок и сама же охнула от боли, совершенно забыв, что раны на ребрах еще не до конца затянулись. В этот момент оглянулся приказчик, и обоим пришлось давить вымученные улыбки.

– Если господа притомились, я распоряжусь насчет обеда, а поместье закончим осматривать позже.

– Нет-нет, – с такой горячностью возразил Финист, словно его жизнь зависела от того, осмотрят они сегодня все комнаты или нет. – Давайте продолжим!

– Тогда вам непременно нужно взглянуть на этот шкаф, где хранятся летописи, вручную переписанные монахами Китежского монастыря…

Марья зевнула, даже не пытаясь прикрыть по этикету рот – все равно на нее уже никто не смотрел. Древние летописи ее мало интересовали, и она прошлась вдоль стен, с интересом разглядывая тончайшую резьбу на деревянных панелях. В растительном узоре, выполненном столь детально, что даже прожилки в листьях были видны, то тут, то там проглядывали змейки и ящерки с крошечными черными бусинками агата вместо глаз. Марья провела пальцем по одной из змеек, и кожа ощутила неровность искусно вырезанных чешуек. Присмотревшись, она заметила, что змейки и ящерки скользят среди вьющихся трав и цветов в одну сторону, и Марья пошла вдоль стены, не отрывая кончиков пальцев от деревянной панели. В ее центре был вырезан крупный неровный камень, выпуклый, словно вставленный в панель. На его вершине свила кольца змейка с крошечной короной на голове, и это к ней стремились ее чешуйчатые сестры.

Марья склонилась над резьбой, чтоб получше ее разглядеть, нежно погладила чуть шершавые грани камня, словно дерево в этом месте специально неидеально отшлифовали. Ей показалось, что дерево поддалось под ее пальцами, и она нажала чуть сильнее. Глаза змейки в короне мигнули, сменив цвет с черного на золотой, и камень ушел глубоко в деревянную панель.

С натужным скрежетом два шкафа разъехались в сторону, открыв за собой арку в еще одну комнату, полную загадочного мерцания и блеска. Марья не успела разглядеть, что там внутри, когда на звук обернулись Финист с Альбертом, и ей пришлось с невинной улыбочкой прятать руки за спину.

– А эту комнату вы тоже собирались нам показать, Альберт? – с лукавой улыбкой спросила она, прежде чем хоть один из мужчин нашел слова от удивления.

Лицо приказчика неуловимо исказилось, словно он всеми силами пытался сдержать раздраженную гримасу, но всего через секунду он взял себя в руки и снова лучезарно улыбнулся.

– Конечно, собирался, благородная моя госпожа! Неужели вы могли усомниться в моем желании показать вам все тайны этого очаровательного поместья? Одно жаль, Мария Андреевна, что вы такой сюрприз мне испортили!

Улыбка прилипла к лицу Марьи, и она едва удержала лицо, чтоб не дернуться или нахмуриться. Откуда он узнал имя ее отца? Она же никогда не представлялась полностью!

– Что поделать, – одобрительно усмехнулся Финист, – моя драгоценная сестрица любит вскрывать все тайны сама.

Когда Альберт прошел к арке мимо Марьи, она вцепилась ему в рукав. Он удивленно наклонился к ней:

– Да, госпожа моя Мария Андреевна?

Марья заглянула ему в глаза, почти равнодушно отметив, что глаза змеи на панно сменились на такой же яркий желтый цвет, и приторно улыбнулась:

– Один момент, герр Альберт. Запомните, пожалуйста: я не Мария Андреевна и не Мария. Я Марья. Это как навья, только Марья. Вас не затруднит? О, благодарю.

Отпустив его рукав, она ужом проскользнула в комнату за аркой вперед него, быстро смаргивая и пытаясь удержать слезы. Она и сама не знала, почему одно звучание отчества так выбило ее из колеи. Даже после смерти отца она относилась к нему спокойно, как к само собой разумеющейся части имени, почему же сейчас ей было невыносимо противно, что змееглазый приказчик посмел его произнести?

Несколько раз глубоко вдохнув, Марья постаралась откинуть все неприятные и несвоевременные мысли. Если она не хочет лишнего внимания к приносящим боль воспоминаниям, лучше и не показывать, что ее может что-то настолько ранить. С Финиста ведь станется ее каждый раз Андреевной величать.

С наигранным интересом Марья огляделась, не вслушиваясь в четкий говор Альберта, но фальшивое любопытство вскоре сменилось настоящим. Если в поместье и была сокровищница, то определенно она находилось здесь. И Марья не сомневалась – не собирался Альберт сюда их вести, совсем не собирался.

Стены были увешаны оружием, и даже Марья понимала, насколько оно старое. За ним особо не ухаживали – темный металл клинков местами покрывала ржавчина, орнаменты на кожаных ножнах почти стерлись. Рядом с мечами и кинжалами висели топоры и молоты с рукоятями из почерневшего от времени дерева. На полках шкафов в беспорядке стояли фигурки из камня и металла – люди, звери… змеи. Среди тусклого черного чугуна Марья заметила яркую зелень малахита, перламутровый блеск слюды, красноватую медь и прозрачные, словно из первого льда, кристаллы кварца.

От них Марья поспешила отвести глаза.