Он имел в виду Гавайское королевство, однако ведущий даже не стал скрывать, что острова находятся под японским протекторатом.

   - Я рад, - просто ответил Хиро. - Япония - моя родина. Я желаю ей только блага.

   - Это хорошо. Это я и хотел услышать, - радостно произнес Мурата. - Ваша семья с вами согласна?

   - Супруга погибла во время войны, но я уверен, она бы со мной согласилась, - сказал Хиро.

   Так и было. Реико тоже была старой закалки, его поколения. Разумеется, она была бы счастлива, узнав, что Япония победила Соединенные Штаты.

   - Скорблю по вашей утрате, Такахаси-сан, - со всей серьезностью произнес Осами Мурата. - А сыновья?

   Хиро должен был догадаться, что он о них спросит. И он знал, что ответить. Впрочем, ответ дался ему нелегко. Со всей осторожностью Такахаси произнес:

   - Я всегда старался воспитать их настоящими японцами. После американской школы они по вечерам ходили в японскую. Они научились читать и писать, и разговаривают они с меньшим акцентом, чем, к сожалению, я.

   - Всё у вас в порядке с акцентом, Такахаси-сан, - сказал на это Мурата.

   Если он и заметил, что Хиро уклонился от ответа об отношении сыновей к оккупации Гавайев, то виду не подал. Человек за стеклом подал ему какой-то сигнал. Ведущий кивнул, давая знать, что понял, затем вернулся к Хиро.

   - Не желаете что-нибудь передать соотечественникам на родине?

   - Только Банзай Императору! Я горжусь снова вернуться в лоно родины! - ответил Хиро.

   - Огромное спасибо, Хиро Такахаси! - сказал Мурата.

   Красная лампа погасла. Ведущий откинулся на стуле.

   - Вот и всё. Кажется, неплохо получилось. Аригато*.

   - Пожалуйста, - автоматически ответил Хиро. - Меня, что, правда, услышали в Японии?

   - Услышали, если погода не подвела. Я рад, что советник Моримура настоял на знакомстве с вами. Вы именно тот, кто нам нужен.

   Никто прежде не говорил Хиро таких слов.

   - Моя речь... - начал он.

   Мурата махнул рукой.

   - Не переживайте. Не все родом из Токио. Так даже лучше. Так люди будут знать, что страна едина.

   Вся страна... Лицо Хиро озарилось лёгкой улыбкой.

   - Приятно снова стать частью Японии.

   Мурата тоже улыбнулся.

   - Так и должно быть, - сказал он и положил ладонь на плечо Хиро. - Вы же не хотите стать американцем, правда?

   - Надеюсь, нет, - спешно произнес Хиро.

   Хироси и Кензо считали иначе, но, по крайней мере, они не пришли сюда и не сообщили об этом по радио.

   Когда Джим Петерсон издалека смотрел на джунгли на хребте Кулау, он всегда думал, что они красивы.

   Теперь же, оказавшись в долине Калихи на строительстве туннеля сквозь эти горы, он относился к джунглям иначе.

   Зелёный ад.

   Раньше он представлял себе джунгли полные деревьев, на которых росли сочные фрукты и животных, настолько миролюбивых, что они легко давались в руки. Его представления и то, с чем он столкнулся в долине Калихи, представляло собой две противоположности. До того, как япошки решили проложить здесь дорогу и прорубить в горах туннель, сюда никто особо не совался. Почти все деревья на Оаху были местными и никаких фруктов на них не росло.

   Что же касается животных, то пару раз он встречал в зарослях папоротника мангустов. Иногда в кронах деревьев вспархивала птичка. Он и его товарищи по несчастью, не могли ничем заменить скудный рацион из риса, который выдавала охрана. Приходилось либо есть то, что дают, либо сдохнуть.

   Точнее, есть то, что дают и сдохнуть. Ни один человек неспособен так тяжело трудиться на том, что выдавали япошки. По крайней мере, долго. Разумеется, если человек не трудился изо всех сил на этой пище, его убивали. Военнопленные в долине Калихи оказались в интересном положении.

   Точно, зелёный ад.

   В горах часто шёл дождь. Когда дождь не шёл, вода лилась с деревьев. Одежда Петерсона начала гнить и разваливаться гораздо быстрее, чем, когда он жил в менее влажном месте. Некоторые парни, с которыми он работал, и которые находились здесь чуть дольше, уже были практически голыми. Можно ли было получить что-то от япошек? Два варианта: удар или ничего.

   Пленные ночевали в бамбуковых шалашах, крыши которых были завалены всевозможными листьями и ветками. Внутри было так же сыро, как и снаружи. Лежанки немного отличались от луж грязи, но лишь немного.

   - Господи, - пробормотал Петерсон, глядя на свои руки, когда в небе появилось солнце. Они покрылись мозолями и царапинами ещё до того, как он попал сюда. Теперь стало ещё хуже. Здесь с военнопленными япошки обращались жёстче, чем в других местах. Такими работами они наказывали, когда вдруг решали не убивать провинившегося. Вопрос милосердия в данном случае оставался открытым.

   Кто-то поднялся со своего места и направился к выгребной яме. Почти все здесь страдали от дизентерии. Несколько новичков тоже успели её подхватить. Петерсон пока не успел, но понимал, что это вопрос времени.

   - Господи, - повторил он и добавил: - Будь ты проклят и гори в аду, Уолтер Лондон.

   - Аминь, - отозвался Горди Брэддон, парень из его отряда смертников. - Если эта падла будет в аду просить воды, я плесну ему бензина. Этилированного, не меньше.

   - Ага - зло согласился Петерсон. - Если бы не он, мы бы...

   Его голос внезапно стих. Даже без побега Лондона, их будущее не предвещало ничего хорошего. Но оно было бы немного лучше, чем сейчас. Всё могло быть лучше, чем сейчас.

   Петерсон уже не единожды обдумывал эту мысль. А, если считать с момента капитуляции, то многократно. Будь он проклят, как же он ошибся. Если он снова ошибётся... "Тогда я покойник", - подумал он.

   Петерсон мог легко стать покойником, даже если бы хуже этого ничего не было. Это он тоже