центр восстания, следственно, из этого села угнано было больше всего народу. Ну, сколько могли взять из Павловки, Казановки, Знаменки, которые перечисляют Суслов да еще один «летописец» Янин (о нем ниже)? Это же деревни по десять – двадцать дворов. И в Нестерове да в Свищеве мало взяли – там всего и делов-то было: отшлепали по мягкому месту директора совхоза да семена растащили, не «общественный семфонд», как ложно утверждает Суслов, а свои семена, снесенные по приказу до кучи в собственных мешках, надписанных химическим карандашом. Так-то вот…

Что значит – «заключены под стражу»? А это значит – угнаны на следствие и правежь, как говаривали в старину.

Я помню, как прогоняли этих «врагов советской власти» через Пителино: огромная колонна длиной в полверсты, свернув с большака, протопала в оцеплении стрелков охраны через райцентр, чтобы «другим было неповадно». Стояли мои односельчане вдоль мостовой тихо и сумрачно; мужики сурово насупившись, бабы всхлипывали, провожая крестным знамением ту серозипунную колонну «бунтарей-вредителей». И даже мы, несмышленые мальцы, во все глаза смотрели на это жуткое шествие, присмирев и позабыв о своих забавах.

Позже, в тридцатых годах, я учился в Потапьевской средней школе. И там наслышался о «страстях лютых» (в Потапьеве тоже бунтовали); как с колокольни пулемет строчил, как командир застрелил парня, звонившего в набат. «На груди у матери застрелилот». «А на той горе бабу убили – в грудь и навылет… А энтой обе ягодицы прошило. И смех и слезы». «А меня, беременную, забрали вместе с толпой. Чуть не угнали. По дороге уж выпустили…»

А «летописец» по сводкам ОГПУ Суслов утверждает, что войска не стреляли. Свежо предание, да верится с трудом.

Дилетанту-историку и спецхран не поможет. Что же касается уверения Суслова, что почти все арестованные вернулись домой, уж тут: «Отойди проць!» – как говорили у нас в Веряеве.

Что теперь осталось от Веряева да Гридина, читатель может узнать из моего очерка: «Говорит “Браслет-16”». Пустыри, бурьян да редкие халупы… Как Мамай прошел.

А еще в очерке «По дороге в Мещеру» мы с ныне покойным Фролом Андриановичем Мухановым вспоминали и перечисляли репрессированных мужиков из села Гридина при раскулачивании, до и после восстания. «Сколько погибло народу!» – вздыхал мой бывший хозяин, у которого снимал я квартиру в сорок первом году.

Но многие имена эти, фамилии, прозвища в свое время из моего очерка вычеркнула цензура. Вот этот текст полностью из рукописи: «Фрол Андрианович маленький, сморщенный весь, как усохший, но говорит свежим тенорком:

– В тридцатом годе повеселились. В двадцать четыре часа провесть всеобщую коллективизацию! У Гришки Лобачева на дворе решили стойла делать, ко мне плуга сносить. А тут веряевские пришли, соседи. И давай стойла ломать! И плуга порастащили. Тут Столярова забрали, подрядчика, в Кузнецкстрой отправили под конвоем. Сына у Малышева забрали. Малышев мельницу деревянную держал. Возле Борцов была мельница-то. Ханакова забрали Семена, сына Андрея Андреевича. Петрушин – колесник, ободья гнул… Туда пошел. Всех не вспомнишь…

А перед тем стали кулачить, выселять – ступай куда хочешь. Ларина раскулачили, Сергей Иваныча, за машину раскулачили, молотилку то есть. Ребята у него на сторону уехали, а сам по селу слонялся. У Сашеньки, у дурочки, все жил. Микишовых раскулачили. Старики померли, не вынесли. Зять Яшка прятался, потом уехал вместе с братом в Баку. Этих тоже за машину топчажную раскулачили. И у брата Микишова тоже все отобрали за то, что была у него когда-то, до революции, купленная земля. Летникова раскулачили за то, что маслобойка у него была. Его выгнали, а дом пошел в государство, растащили то есть. Ларин не пошел в колхоз, его тоже раскулачили. “Егор Иваныч, ты почему в колхоз не идешь?” – “Дак ребятки не идут”… Дом отобрали у него, его посадили. А дети поразъехались – Ванька да Санька…»

Как видите, все «кулаки» работали сами, а громили их за ремесла, за промысел, за орудия производства, как говорят политэкономы. Брали не кулаков, а тех, кого называли дураками – работать любили. Теперь отучили. Ну а кулаки были? Были, особенно в Пителине, торговом селе: двенадцать магазинов и лавок держали они, две колбасных, сыроварню, два трактира, чайные, да булочные, да калашные. И это дело… Но позакрывали они свои «заведения» и уехали в города еще в двадцать восьмом году. Серов, Зайцев, Волгарев, Рашкин и многие другие прекрасные дома оставили советской партократии.

Вот что писал в те времена бесстрашный Рютин: «…по существу начиная с 1930 года борьба шла в деревне уже не с кулаками, а с середняками и бедняками, с основными массами крестьянства… “Фабрикация” кулаков из середняков и бедняков связана одновременно с самой гнусной травлей, обвинениями в оппортунизме и исключениями из партии местных работников, не могущих найти необходимого процента кулаков или не находящих их вовсе…» «А в этот момент страна, обнищавшая, ограбленная, разоренная, нагая и голодная, с подорванной в корне производительностью, покупательной и платежной способностью, потерявшая веру в дело социализма, терроризированная, озлобленная, представляющая сплошной пороховой погреб, – все дальше и дальше загоняется в тупик…»

Нужны еще доказательства безумия произвола коммунистов?

Рютин насчитывал триста таких восстаний, как пителинское, бушевавших по всей стране в тридцатом году. Это была крестьянская война, жестоко подавленная сталинистами. А для доцента истории КПСС Суслова это всего лишь «Пителинские “события”», так, пустячок…

Зачем я так подробно пишу об этом? А вот зачем – до сих пор, особенно в провинции, по указке аппаратчиков поднимают головы любители травить и освистывать людей предприимчивых, работящих, самостоятельных в деле и оттого удачливых. Говоря в старом стиле – травили и травят лучших из лучших, цвет народа, соль земли. Не щадят ни арендаторов, ни председателей колхозов, ни директоров совхозов, ежели они ратуют за независимость, самостоятельность и предприимчивость. Ведь и олуху царя небесного понятно, что человек, хорошо работающий, и жить должен хорошо. Нет, этого не хотят понять любители до чужого добра, завистники и всякого рода подстрекатели. Вранье в истории – дело далеко не безобидное. Хотим мы того или не хотим, но, оправдывая или замалчивая вчерашние грехи и преступления, мы невольно тормозим развитие нашей экономики.

Тот же доцент Суслов, обзывая Малышева кулаком за то, что он якобы построил три ветряка, владея всего пятью десятинами земли, невольно бьет и теперешних арендаторов-предпринимателей. Соверши это Малышев на самом деле… Ведь такого человека не кулаком обзывать – звездой героя наградить надо. Или вот другой «кулак» по Суслову – Курицын из с. Русановки: и кирпичный дом имел, и кладовую, 3 лошади, 2 коровы и