Вокруг города простирался парк, полный цветов, переливающихся всеми красками, однако цветочного аромата Доусон не почуял. Странно, что цветы раскрыты и ночью…

Воздух вдруг поплыл. Внезапно Доусон очутился перед сияющей прозрачной завесой. Это же купол, который он видел с холма! Но купол не тверд на ощупь. Это просто свет. Через него можно легко пройти.

Доусон шагнул вперед. Тотчас раздался пронзительный предостерегающий крик, и кто-то со всех ног бросился к нему. От неожиданности Доусон замер с ногой на весу – и завалился на спину, получив вспышку дикой боли в сломанной руке. Через секунду боль сделалась невыносимой.

Придя в себя, Доусон увидел склоненное над ним лицо молоденькой девушки. Она была небольшого роста, стройная и прелестная, с вьющимися золотистыми волосами и странной прической. В широко раскрытых васильково-синих глазах застыл страх.

– Какого черта? – рявкнул Доусон.

– Вы с ума сошли? – прошептала девушка. – Вы же… – Она бросила взгляд на сияющую стену и вновь посмотрела на Доусона, задыхаясь от волнения. Ее голос дрожал, словно она не верила собственным словам: – Вы же пытались дотронуться до Ограждения!

Глава 2. Тень над Утопией

Доусон изумленно уставился на девушку. Только сейчас он осознал, как необычно она произносит слова, проглатывая глухие согласные и неестественно растягивая гласные. Заднеязычные звуки она выговаривала совсем мягко, на выдохе, без напряжения мягкого нёба. А ее одежда…

На девушке был костюм из бледно-голубой эластичной ткани, которая плотно облегала фигуру от кистей до щиколоток. Туфельки на ногах казались стеклянными. Совершенно прозрачные, они тоже были эластичными – согнулись, когда девушка встала с колен.

Доусон тоже поднялся.

– Леди, что за идиотская шутка? – тихо спросил он.

Девушка нахмурилась:

– Я не понимаю, что такое «шутка». Подождите, Ограждение сейчас отключится.

Доусон проследил за ее взглядом. По диковинной завесе прошла дрожь, она засветилась ярче – и вдруг исчезла. Растаяла без следа.

– Что это было? – спросил Доусон.

Васильковые глаза внимательно рассматривали его лицо.

– Ограждение? Это… это… Но вы же должны знать! Все знают, что такое Ограждение!

Мягкие губы девушки слегка раздвинулись, обнажив великолепные зубки.

– Правда? А я не знаю. Я ведь нездешний…

– Мы ставим Ограждение всякий раз, когда надвигается шторм, – пояснила девушка. – Оно помогает защитить Дэсони от рагана… ну, от разрушения. А когда ветер стихает, мы, разумеется, отключаем ток.

– Леди, что такое раган?

Девушка махнула рукой в сторону моря:

– Сильный ветер… дождь…

– А, ураган. А этот город, значит, называется Дэсони? Никогда о нем не слыхал.

Девушка улыбнулась:

– Неудивительно, он ведь совсем маленький. Вы, наверное, из какого-нибудь большого города или даже из Европы. Какая странная на вас одежда. – Она дотронулась до руки Доусона, и тот сморщился от боли. – О, ваша рука! Вы ранены.

– Сломана, кажется. Послушайте, девушка, в вашем городишке есть врач?

– Врач… врач? Медики вылечат вашу руку. Пойдем! – Она повела Доусона к парку. – Меня зовут Бетья. Бетья Дорн.

– Давайте возьмем такси, мисс Дорн, – сказал Доусон.

Она резко остановилась и повернулась к нему.

– Подождите. «Мисс Дорн»… а еще вы называли меня «леди». Зачем пользуетесь такими старомодными словами? Я не понимаю… – Она передернула плечиками. – Я достану вам машину. Поехать с вами не могу, мне нужно рассказать Фереду о странном металлическом шаре, который я нашла на берегу.

– Это батисфера, – сказал Доусон. – Хоть и не похожа. Я только что из нее вылез.

Бетья Дорн побледнела и посмотрела на Доусона так, словно только что его увидела.

– Вылезли? Из нее? Но ведь ей сотни лет!

– Да нет, просто она так выглядит. Ее построили в прошлом году.

– Когда?

– В апреле.

– Которого года?

– Тысяча девятьсот сорокового.

Бетья отреагировала странным образом. Она быстро огляделась по сторонам, стараясь, чтобы Доусон этого не заметил. В парке, среди пышных цветов, не было ни души.

– Кто вы? – спросила она.

– Стивен Доусон. Я…

– С’ивен Доусон… Идемте со мной скорее!

Бетья потащила его за собой. На какое-то мгновение Доусон замешкался – у него зародилось некое подозрение. Зачем девушка спросила про год?

– Пошли! Я должна отвести вас к Фереду!

– Так который нынче год? – попытался узнать Доусон.

Бетья остановилась, закусила губу и наконец решилась:

– Двадцать шестой век. Год две тысячи пятьсот тридцать третий.

Доусон обмер. Значит, это правда. До сего момента он и думать боялся о такой возможности. Его удивительное пробуждение, кораллы на батисфере, этот необыкновенный город…

– Мне… нужно выпить, – хрипло сказал он. – Просто в голове не укладывается…

– Идемте же! Феред все знает, он вам поможет. Я не понимаю как… но он поймет. К тому же надо заняться вашей рукой.

Словно в тумане Доусон последовал за Бетьей через парк. Они вышли на пустынную дорогу, вымощенную каким-то белым блестящим материалом; дорога петляла среди низкой поросли. Впереди стояло нечто, в двадцать шестом веке считавшееся автомобилем – этакая овальная чаша из блестящего пластика, не более десяти футов в длину и на трех колесах.

Мягкие сиденья были Доусону знакомы, зато все органы управления заменял один-единственный рычаг с шариком на конце. Машина сидела так низко, что Доусон одним движением забрался внутрь. Бетья села рядом.

– Не пытайтесь разговаривать, просто расслабьтесь, С’ивен Доусон.

– Ладно…

Он откинулся на мягкие подушки, осевшие под его тяжестью, и стал смотреть вверх. То же небо… Интересно, созвездия изменились или нет? Вряд ли такое возможно. Ничего, скоро он все узнает. Заодно можно будет изучить городок Дэсони.

В этот момент поднялась пластиковая оболочка, образовав стенки и крышу и оставив лишь узкую горизонтальную щель, в которую посматривала девушка во время езды.

Он увидел очень немного. Автомобиль повернул, мелькнули огни других машин, проплывавших мимо, словно облака. Доусон отдыхал, закрыв глаза. Мягкое покачивание машины напомнило ему о далеком прошлом, когда они с Мэриан ехали по холмам Беркшира…

Мэриан… Она же умерла шестьсот лет назад! Превратилась в прах и лежит в могиле, которую он уже никогда-никогда не найдет. Доусон вновь остро почувствовал одиночество. И этот мягкий свет, льющийся в машину через щель, и эта тишина чужого города внезапно показались ему жуткими. Не увидеть ему больше солнца, садящегося за небоскребы Нью-Йорка, не услышать оглушительного рева метро, не ощутить порывов ветра от проходящего поезда…

Мэриан – прах! Все, что было жизнью Доусона, – его друзья, его города, его мир – превратилось в серую пыль. В груди Доусона осталась лишь пустота. Ему не хотелось открывать глаза.

Машина остановилась. Бетья так быстро вытащила его наружу, что он лишь мельком