Доусон почувствовал, что дрожит. Он погасил сигарету, пытаясь унять ощущение кромешного, безысходного одиночества, которое начинало давить на рассудок. Затем повернулся к иллюминатору и в его толстом закаленном стекле принялся рассматривать отражение высокого худощавого человека с загорелым лицом, сильно осунувшимся за последние часы.

Снаружи стояла непроглядная тьма и не было видно ни единого живого существа.

Свет замигал – садились батареи. Доусон машинально нажал на выключатель, и батискаф заполнился тьмой. Ученый всматривался в морское дно, пытаясь увидеть хоть какой-нибудь свет. Ничего.

Кислород был на исходе. Доусон снова включил свет и повернул клапан, чтобы глотнуть живительного воздуха. Он сделал слишком большой вдох, голова закружилась, и вдруг ему стало очень весело…

Интоксикация добралась до мозга. Какой смысл растягивать последние минуты жизни? Все равно это уже не жизнь.

Шатаясь, он подошел ко второму кислородному баллону и открыл клапан. С шипением пошел газ. Доусон открыл следующий баллон, затем еще один. Гулять так гулять!

Доусон не заметил, как добрался до баллона с замораживающим газом. Он крутил все вентили, которые попадались на глаза, едва ли осознавая, что делает. Внезапно в нос ударил странный сладковатый запах, и сразу накатили слабость и дурнота. Свет замигал снова.

Мэриан… Не нужно о ней думать… Лучше раздраить иллюминатор, и пусть ворвется вода… К чему дожидаться смерти? Пусть уж сразу…

Запнувшись о беспорядочно лежащее оборудование, Доусон потерял равновесие и ударился лбом о кислородный баллон. Металлический пол вздыбился ему навстречу.

Подняв онемевшую руку, Доусон потрогал глубокую рану на лице – край баллона почти до кости рассек кожу от брови до виска. По пальцам потекла горячая кровь.

Корпус батисферы медленно закружился, затем скорость вращения возросла, и вот уже иллюминаторы слились в одну сплошную линию. Свет неистово мигал, шипение выходящего из баллонов газа превратилось в пронзительный вой. Доусон терял сознание…

Нет, он умирал.

Ничего не было видно. Вращающиеся детали интерьера слились в единую массу, которая медленно темнела. Доусону казалось, что он проваливается в черный бархат.

Это смерть. Что ж, после тридцати часов мучительного заточения и полного одиночества смерть – благо…

Он был жив. Об этом ему сказала боль в глазах. Он полностью потерял чувство ориентации, мозг будто свободно болтался в черепе. Так бывает, когда приходишь в себя после обморока.

Сознание и память медленно возвращались.

Доусон попытался открыть глаза и не смог. Веки будто срослись, и Доусон хотел разлепить их рукой, но ее сразу же пронзила острая боль.

Доусон расслабился. К чему эти попытки проснуться? Чтобы продлить агонию? Лучше уж лежать вот так, в темноте, пока не погаснут все чувства.

И все же… все же что-то было не так. Свет! Он просачивался сквозь сомкнутые веки и чем-то напоминал свет луны.

Что-то легонько захлопало по лицу, затем на него упали мелкие брызги. Словно шел дождь. Доусон почувствовал запах моря и прохладу свежего воздуха.

Это было невероятно, и все же до слуха доносился отдаленный гул, как будто что-то рушилось. Так волны разбиваются о берег. Но откуда может взяться этот звук, ведь Доусон находится в батисфере на дне Карибского моря?!

Доусон все же поднял руку, преодолевая боль. Пальцы почти не шевелились, зато удалось приоткрыть глаза. В них ударил такой слепящий свет, что Доусон сразу зажмурился.

И решил, что его спасли. Наверное, он лежит на больничной койке и сейчас на его зов прибежит медсестра. Он попытался крикнуть – и захлебнулся жгучей болью.

Постепенно глаза привыкли к яркому свету, и он смог оглядеться. Очертания предметов обрели четкость. Свет бил через иллюминаторы. Большая часть батисферы находилась в тени, но Доусон различил разбросанные по полу кислородные баллоны, сваленное в кучу оборудование. Он хотел подняться, но в левой руке стрельнула такая боль, что он упал снова. «Перелом», – подумал он.

С трудом подойдя к треснувшему иллюминатору, через который на борт поступал свежий воздух, Доусон попробовал что-нибудь рассмотреть. Пейзаж показался незнакомым, но приятным на вид. Шел мелкий дождик, сквозь редкие облака проглядывала луна. Батисфера стояла на песчаном пляже.

Изумленный Доусон решил высадить иллюминатор и нашел гаечный ключ. Материал оказался на диво хрупким, поэтому Доусон довольно скоро выбрался наружу. И упал на песок, жадно хватая ртом воздух.

Он переоценил свои силы, которых почти не было.

Что же произошло?

На песке билась рыба, невдалеке валялся дохлый осьминог. Глядя на серебристо-зеленое море, Доусон решил, что на его счастье батисферу выбросило на берег приливной волной. Он оглянулся на свой аппарат. И похолодел от изумления.

Это была его батисфера – и вместе с тем не его. Она смахивала на круглый камень, обросший морской живностью. К корпусу лепились гроздья моллюсков, полипов и водорослей. И – господи боже! – коралл! Доусон подбежал к батисфере, чтобы рассмотреть получше. Целый коралловый куст, а ведь морские полипы растут очень медленно! Сколько же лет Доусон пробыл под водой?

Он огляделся. На пляже ни души, но слева, на юге, в ночном небе заметно неясное свечение. Поселок, наверное, или лагерь, хотя на отсветы костров это не похоже.

Он все узнает. Возможно, сможет раздобыть еды и питья. Лучше бы крепкого. Доусону хотелось бренди. Он был очень слаб.

Он двинулся на юг.

Волны монотонно плескались о берег. Ветер потеплел. Надежда окрепла, когда небо засветилось ярче. Нужно будет послать телеграмму. Сначала Мэриан – она, конечно же, волнуется…

Доусон взобрался на холм и с его вершины увидел маленький город, раскинувшийся внизу. И заморгал от удивления.

Как будто он вышел к павильонам голливудской киностудии. Хрупкие, выкрашенные в мягкие тона домики казались невесомыми: один порыв ветра, и они развалятся. Тем не менее эти домики выдерживали ураганы, которые наверняка на них обрушивались. Какой-то игрушечный городок!

Доусон разглядел башни и минареты, пандусы и арки, выкрашенные все в те же пастельные тона. Увидел улицы и парки, залитые мягким светом, который словно исходил от самого города. И что самое странное – казалось, город накрыт стеклянным колпаком. Нет, не колпаком, а прозрачной полусферой, тускло поблескивающей в лунном свете.

Доусон попытался стряхнуть с себя непонятное чувство тревоги. Во Флориде есть киностудии, а еще там постоянно возводятся всякие экспериментальные строения. Возможно, сейчас он видит очередной государственный проект, о котором почему-то не слышал. Правда, город как-то странно светится, ну и что из того?

Доусон стал спускаться в долину. Слева рокотало море, к нему вел широкий проход. С трех сторон долину окружали холмы. По мере приближения к городу Доусон терял его из