Шрифт:
Закладка:
— Стой. Останови машину! Роб, останови! — кричу я.
Выбегаю из машины и мчусь за тем, кого увидела из окна. Роб бежит за мной, явно не понимая, что происходит.
Я нагоняю крэха, одного из двух, которые напали на меня здесь же достаточно щуплого по их меркам, но все равно здоровяка по меркам обычных людей. Магией я приказываю ближайшему дереву схватить его и прижать к себе. Стихия послушно исполняет приказ и крэх в своей клетчатой красной рубашке и джинсах висит на дереве, отчаянно хватаясь за ветку его держащую.
— Это… какого? Ты кто?! — кричит крэх.
— Ты напал на меня здесь пару месяцев назад, помнишь? С тобой еще был более злобный дружок.
— Тебе что надо, ведьма?!
— Я не ведьма, еще, — поправляю его. — Как видишь, я стала сильнее. И у меня один вопрос. Ответ я знаю, но хочу услышать подтверждение от тебя. Кто нанял тебя тогда?
— Отпусти, блин.
— Кто тебя нанял? — повторяю вопрос и дерево схватывает его сильнее. Конечно, я не садист и не собираюсь ломать ему кости или душить. Но все равно припугнуть надо.
— Ну ты же сама знаешь, ты же на него работаешь, то, что тебе надо от меня?! — кричит крэх в отчаянии.
Я щурюсь и оборачиваюсь на Роба чтоб сказать что-то типа «ну дурак, слышал, что он несет». Но по серьезному, и какому-то очень виноватому лицу Роберта я понимаю, что что-то не так.
Все чувства становятся острее, краска приливает к лицу, и я приказываю дереву отпустить крэха.
— Что ты имеешь ввиду? Георг всегда был посредником между вашими же отрядами, поэтому я принесла деньги ему, а он должен был передать кому-то из ваших. А дальше он выкупил долг…
— Долга не было никакого! — кричит крэх.
— Я знаю, да, Максимилиан вас заказал. Я просто хотела это от вас услышать…
— Я не знаю, никакого Максимилиана. Заказ был четкий, напугать до усрачки твою семью, напасть на тебя на улице в тот вечер, чтобы ты была как мышка запуганная. И исходил он от Георга Ваара, никакого Максимилина я в жизни не видел. А передавал заказ его вот этот вот за твоей спиной, чего ты, сука, от меня хочешь?!
Я открываю глаза и тут же хватаюсь за голову. Как же болит! Оглядываю знакомую комнату. Я в своей спальне, где жила еще с самого детства. Я дома.
Воспоминания о предательстве отзывается болью в сердце. Мерзкой занозой, которую никак не вытащить. Она разрывает меня изнутри. Поднимаюсь.
Последние дни идут будто одним полотном. Я то плачу, то жалуюсь маме, а она держит меня в объятьях и гладит по голове. В глазах отца вижу и жалость, и осуждение. Да, ведь из-за меня нас третировали. Из-за меня нам угрожали. Потому что один капризный мальчик захотел себе игрушку.
А другой сделал всё, чтобы игрушку забрать из коробки и сделать своей.
Как же я их ненавижу. Обоих!
По ночам не засыпаю нормально, но научилась иначе разделять дни и понимать сколько я здесь нахожусь — помогает осознание того, сколько раз мама говорит мне:
— Там за окном он. Стоит.
Георг приезжает каждый день. Он не заходит в дом, не пытается поговорить, но ждет что я выйду к нему. Каждый день, будто приглашает к разговору. Стоит некоторое время и потом уезжает. Я не знаю, как это сочетается с его работой, его сделками ведь ехать сюда больше часа и примерно столько же он стоит. Но он делает это каждый день.
Я не выглядываю в окно, но делаю то, за что стоит себя корить — я так и не выбрасываю розу. Более того, каждый раз, когда мама говорит, что Георг за окном. Я ухожу к себе, и на одно мгновение я беру розу и включаю «магическое зрение». Я вижу её сияние, её чистую энергию и мне хватает этого чтобы выдохнуть.
Мне почему-то важно знать, что роза еще ждет меня, а я каждый раз видя её магию, использую свою. А значит — у меня еще есть выбор стать ли ведьмой.
Это кажется мне глупым, я корю себя за слабость и в одну ночь уже почти дождалась полуночи. Но когда до неё осталось около трех минут я не выдержала. Я подбежала к розе и снова использовала магию.
Живя у Георга, я все время цеплялась за свою человеческую жизнь, живя у родителей я не могу отпустить… демоническую? Ведьмину?
От мыслей отрывает неприятный стук, сначала думаю, что мне мерещиться, но понимаю, что нет — стучат в моё окно. Приподнимаю тонкие белые занавески и выглядываю.
Тим, мой сосед, а еще лучший друг, который делал за меня всю домашку в средних и старших классах. Смешной, щуплый в круглых очках и веснушках, усыпанных по всему лицу.
— Привет! Боже, я так рад что ты вернулась, Кристина! Пойдем гулять!
«Боже, он как ребенок», — думаю я и киваю в ответ.
— Скоро выйду, жди! — кричу я и Тим улыбается. Он умеет ждать.
Когда такой как Тим рядом на сердце, становится теплее. Такие люди своей улыбкой и светом накрывает будто пластырем кровоточащую душу. Боль не уходит, но чуть затихает.
Надеваю джинсы, майку, причесываю волосы перед зеркалом у старого туалетного столика. Когда я понимаю руки чтобы заколоть волосы в голову лезет дурацкая картинка. Вспоминаю как снимала шпильки одна за другой перед взглядом Георга. Вспоминаю, какое безумное возбуждение меня охватило, хотя я тогда этого даже не осознавала.
Взгляд Георга, внимательный, темный. В котором можно утонуть как в черной воде, которая унесет тебя. Уничтожит, поглотит — и тебе это понравится. Я больше его не увижу?
Становится совсем тошно, когда я вспоминаю иной момент перед зеркалом. Как он стоял на коленях, грозный демон на коленях передо мной связанной и ласкал языком самые чувствительные точки на моем теле. Ниже живота приятно начинает тянуть от этого воспоминания. Нельзя закрывать глаза а то так и захочется чувствовать его руки, губы на себе. Или розу…
Черт. Исчезни, Георг. Прочь. Выметайся!
Я ухожу от зеркала не в силах смотреть в него. Выбегаю из дома, перекинувшись фразой с мамой.
С Тимом мы просто гуляем до парка развлечений. Он водит меня по всем местам знакомым еще с детства — наши магазинчики со сладостями, наши дворы и наш парк. Карусели, детский смех и мороженное — химическое, слишком кислое, но мне так нравилось оно в детстве.
Откусив холодный кусочек думаю о том, что надо иногда радовать внутреннего ребенка. А то кажется, что придет однажды моя десятилетняя версия и от души изобьет меня ногами за то, как я издеваюсь над её мечтами и желаниями. И будет права.
Мы говорим с Тимом ни о чем, он рассказывает о своей жизни, жене, дочке и иногда меня колет странная мысль что ей, его женой могла быть я. Это тоже один из путей, один из вариантов. Который теперь невозможен.
— Я одного не могу понять, Крис, — медленно говорит он и я осекаюсь.
— Что-то случилось?
