Оркелуз предпринял попытку боднуть Тристана, но тот отодвинулся, хотя жест только ухудшил его положение. Тогда Тристан нанес удар прямо по ушибленной ладони с кинжалом. Оркелуз согнулся от боли. Тристану всегда казалось подобное нечестным. Такой поступок был для него в новинку, но он решил не оценивать сейчас свои моральные качества.

Оркелуз, хрипя, проревел: «Я все про тебя знаю! У меня просто нет доказательств». Тристан вновь ударил его в ладонь перчаткой. Оркелуз завопил: «Я знаю, что ты – больной! Ты говоришь с куклой!» Снова удар. Кинжал съехал вдоль доспеха и упал под ноги. «А теперь спутался с подозрительной девкой, которую никто не знает!» Он осыпал Оркелуза ударами: в руку, в шлем, в руку, в бедро, в руку, в руку, в руку. Оркелуз выл и оседал. Наконец он вопреки своей воле опустился на колено и простонал: «Хватит! Я сдался!» Тристан навис над ним и потребовал повторить. Оркелуз заревел: «Сдаюсь!!!»

Маршал добежал до них, когда Тристан сделал шаг в сторону и отпустил противника. На истоптанном ристалище Оркелуз сгорбился и баюкал раненую ладонь. Тристан почувствовал странное сожаление: ему было жаль Оркелуза и его, очевидно, сломанное запястье, ему было жаль, что раньше он, Тристан, так не мог, ему было жаль Ронсенваль, которая все это увидела. Он повернулся к ней. Раньше он не представлял, как выглядят лица людей, испытывающих светлую печаль. Взгляд Ронсенваль был скорбным и понимающим, словно они оба похоронили кого-то близкого, того, кто долго умирал от болезни и наконец отмучился. Не знать ее вердикта было невыносимо, и Тристан ринулся к трибунам.

– Ронсенваль! Ронсенваль, прошу, скажи, что все хорошо! – взмолился он, вцепившись в барьер между ними.

Она дважды склонила голову – не то кивок, не то почтительный поклон, не то тяготение усталости.

– Все хорошо.

– Ты не сердишься на меня?

– Нет. Но, возможно, я буду сердиться позже. Сейчас я тобой горжусь. Ты победил. Это ведь хорошо, – она говорила искренне, без колкой иронии.

– Да, наверно, – безропотно подтвердил Тристан.

– В конце концов, все правильно. Незаметное заметили.

Она подняла взгляд на судейскую скамью. Рыцари и гости хлопали в ладоши, будто свершилось нечто замечательное. Лорд Гавел одобрительно кивал. За спиной Тристана послышалось лошадиное ржание. Тристан обернулся. Два рыцаря кружили над Оркелузом, которого успокаивал подоспевший сэр Мерсигер. Кони нервничали, плохо слушались всадников, то замирали, прислушиваясь, то подымались на дыбы.

– Странно, – сказал Тристан. – Обычно турнирные лошади покладисты и воспитанны.

– У них есть причины, – ответила Ронсенваль.

Она встала и подошла к Тристану, он перемахнул через ограждение. Аромат ежевики оказался сильнее всех прочих запахов: коней, металла, травы и пота. Стоять рядом, ничем не разделенными и не прикасаться получалось через силу. Этикет лег между ними мечом, который для соблюдения нравственности по обычаю клали между мужчиной и женщиной, уснувшими на одном ложе.

– Что ты хочешь в качестве награды за победу? – внезапно спросила она.

– Если мне полагается награда, то твое прощение.

– Ты не должен его просить.

– Я обещал выступить плохо.

Кони позади взбунтовались не на шутку. Ронсенваль пожала плечами.

– Тогда мне не жалко для тебя и прощения, и награды.

– Это не к слову о награде, но я бы очень хотел тебя поцеловать, – прошептал Тристан, глядя в ноги.

– Я была бы не против твоего поцелуя. Но боюсь, хуже всего от него будет тебе. Хотя ты мог бы поцеловать мою руку.

– Но ты же сегодня без перчаток, – возразил Тристан и скользнул взглядом по скамье герцогини. – Я бы мог поцеловать твой манжет.

– Не много ли рукавов для одного турнира? – засмеялась Ронсенваль и развеселила Тристана.

– А что же тогда? – спросил он сквозь улыбку.

– Поцелуй мои волосы.

– Волосы? – удивился Тристан.

– Да. Локон. Это ведь не кожа. Насколько мне известно, правила приличия предписывают избегать обнаженных частей тела, – произнесла она.

Концы ее волос доставали почти до колен. Тристан нащупал пряжку у подбородка, медленно расстегнул ремешок и снял шлем. Не сводя с Ронсенваль глаз, он опустился на одно колено, оставил на земле шлем и бережно взял один из ее локонов, лежащих впереди. Тристан припал губами к темным кудрям и замер так, крепко зажмурившись. Ему совсем не хотелось отстраняться. Он вспомнил, сколько еще лет разлуки их ждет впереди. Он отпустил локон так торжественно, как спускают флаги. Взор вспорхнул к лицу Ронсенваль. Не было сомнения, она простила ему все, что случилось сегодня, и все, что случится с ними в беспощадном будущем. Тристан поднялся. Хорал чинных дам над их головами затянул ораторию, состоящую из вздохов, возмущений и восхищений. Тристан снова подхватил локон с плеч Ронсенваль и, склонившись к ее шее, поцеловал. Он слышал ее сбившееся от волнения дыхание. Оно вместе со слабым ветром опускалось на его влажную щеку. До этого момента они играли в нормы этикета, как дети. Все, что казалось им важным, было на самом деле несущественным. Взрослые надменные люди, склонившиеся над их откровением, могли и творили вещи более фривольные. Но все это было незначительно по сравнению с грядущими тяготами и искренним желанием двух молодых людей касаться друг друга. Честно было признать, что бить врага в уязвимое место – это единственная возможность пережить войну. Честно было признать, что любой приговор суда дам не стоит и самого кроткого касания. Тристан, любуясь лицом Ронсенваль, отступил на два шага. Глядя друг на друга, они осознали, насколько взрослыми и вызывающими были оба этих поцелуя. И что лучше бы Тристан целовал ее неубранную руку, непринужденно болтал, а она жеманно шлепала его по ладони. Лучше бы они все делали так, а не как у них получалось, когда Тристан, не проронив ни единого слова, ушел, унося на спине ласковый взгляд Ронсенваль.

Глава VI

Рыцари и чудовища

В шатре стоял такой гомон, что Тристан не хотел туда входить. Вопреки его желаниям, все должны были явиться к наставнику на классное собрание, когда пешие бои закончатся. Едва Тристан вошел, как на него почти бросился Оркелуз. Его сдержали Гаро и сэр Мерсигер. Младшие ребята притихли и даже вжали головы в горжеты, подобно речным черепахам.

– Довольно! Недостойно после дуэли устраивать драку, – сказал наставник.

– Считаете, у него есть достоинство? – Оркелуз гневно плюнул под ноги Тристана.

Сэр Мерсигер махнул ему рукой. Тристан подошел к блюду с водой и полил на руки из фляги, умылся. В наступившем молчании было слышно, как каждая капля падает в блюдо. Сэр Мерсигер велел классу присесть и слушать его.

– Когда буду оглашать итоги, постройтесь в