Я закрыла глаза. Боги, дайте мне сил.

— И что теперь?

— Ничего. Она справится. Вот у детей часто истерики бывают вследствие этой вот перегрузки. Я читал.

Не сомневаюсь, что читал он много и всякого.

— Истерика у Цисковской случилась, когда она узнала, что Наинин дом не ей достанется, — Мор сорвал травинку и сунул в рот. — Слышал, что она от злости всю посуду перебила.

Да, я бы тоже огорчилась, если бы рассчитывала… а я не рассчитывала.

И надо сделать шаг.

Переступить порог.

— К отцу тоже приходила ругаться, — сказала Свята. — Сильно. Требовала там… что-то такое… по уложению… или не уложению? Как это… ну, у ведьм! Горка!

— Кодекс, — Гор отозвался не сразу. — И да, там имеется статья, согласно которой движимое и недвижимое имущество ведьмы, претерпевшее изменения вследствие воздействия силы указанной ведьмы, а потому представляющее потенциальную опасность для неодаренного населения…

Опасность?

Я опустилась на корточки и коснулась дорожки. Теплая. День солнечный и камни нагрелись. Опасности не чувствую. Только силу… много силы. Не заговоры даже, и не наговоры.

—…в случае скоропостижной смерти указанной ведьмы и при отсутствии одаренных наследников, способных принять…

Сила просто была. Как и в доме. Чужая? Еще да. Но созвучная той, которая внутри меня.

И я сделала шаг.

—…должно быть изъято Ковеном с выплатой компенсации.

Второй.

Сила приходит в движение. Медленно, нехотя, словно пробуждаясь ото сна.

— Погоди, не лезь, — это Горислав. Все-таки, несмотря на странности, он из всей троицы самый вменяемый. — Место должно её принять.

Меня снова окутывает теплом.

Жаром.

Пугая, что еще немного и вспыхну. Кажется, даже волосы начинают потрескивать… но не вспыхиваю. Еще шаг. И еще… сила отступает, правда, теперь в землю, и земля дрожит мелко-мелко, трясется, пугая скорыми провалами. Но я не пугаюсь. Иду себе дальше.

Потихоньку.

Кажется, что земля вот-вот разверзнется. И я провалюсь. Как в сказке… сказки, они ведь не на пустом месте возникли. Так нам говорил Евпраксий Романович, и глядел печально поверх очков, понимая, что слова-то эти мы мимо ушей пропустим, как и многие иные.

Возраст такой, что скорость звука донельзя замедляется. И сказанное тогда до разума доходит через годы. Если вообще доходит.

— А если не примет?

— Тогда она свалится. Но помереть не должна.

Утешил.

Не помру.

Земля замирает. Зато ветер слетает, бьет по лицу наотмашь и тут же гладит, ласкается, едва ли не мурлычет. Хороший? Конечно, хороший…

Воду я поднимаю с травинки мизинцем. Всего-то капелька. Но ведьминой воды и капли хватит. Если ведьма стара и умела.

Наина была и той, и другой.

Я слизываю каплю и закрываю глаза. А потом протягиваю руку, касаясь шершавой теплой стены. Я… не твоя хозяйка. И не кровь от крови её. Меня приняли в семью, но этого ведь мало.

Или много?

Там, в детском доме, многие мечтали о том, что однажды кто-то придет и заберет их. Особенно мелкие. Я вот не слишком надеялась, и не хотела даже, почему-то казалось это предательством по отношению к маме. А потом поняла, что таких вот, взрослых, диковатых, не особо и хотят брать.

Ведьм и вовсе…

Обычные люди нас опасаются, даже таких слабых, какой я была, а вот по-настоящему одаренным такие тем паче не нужны. Нас и не научишь толком, и…

Не о том.

Я буду о тебе заботиться. Как умею. Умею, правда, не слишком хорошо, потому что своего дома у меня никогда не было. И потому, если не впустишь, то пойму.

Не обижусь.

И ломаться не стану. Требовать чего-то тем паче… кто я такая, чтобы требовать? Уйду. И найду себе другое место.

Протяжно заскрипела дверь, отворяясь.

— И чего это значит? — поинтересовался Мор. — Принял, да? Принял? А дальше? Слушай, а помнишь…

Принял.

Я вдохнула слегка спертый, пропитанный травяными ароматами воздух. И переступила через порог.

— Спасибо, — сказала я, погладив стену. Изнутри та была обшита деревом. — Спасибо тебе… за все.

Дом отозвался тяжким вздохом.

И в нем мне виделось сомнение.

Меня не приняли. Нет. Мне позволили войти. И остаться тоже позволят. Надолго? Месяц, другой… сколько получится. Пока не надоем. Или пока не стану своей. Но… это ведь вряд ли.

Я открыла глаза.

И осторожно сняла пальцами паутину с косяка. Крышу тут, может, и правили, а вот не убирались давненько.

Глава 14

— Я… между прочим… наследник древнего и славного рода… — Мор пыхтел, елозя тряпкой по полу. И кажется, он скорее грязь размазывал, чем отмывал. — И должен вот… тут…

— Много говоришь, — а вот Горислав пыль протирал аккуратно, с полной сосредоточенностью на процессе.

— Я папе пожалуюсь! — Мор плюхнул тряпку в ведро. — На невыносимые условия труда…

— И тебе скажут, что как наследник древнего и славного рода ты должен уметь делать все, — Свята потрясла метелкой из гусиных перьев. — И мыть полы в том числе. Причем делать это лучше всех!

Мор пробурчал что-то в ответ.

— Это и в самом деле необязательно, — вот мне было до крайности неловко. — Я и сама справлюсь…

Я и собиралась.

Просто…

Внутри оказалось пыльно и сумрачно. Окна успели зарасти пылью с обеих сторон, паутина закрыла углы комнаты, а кое-где и свисала длинными седыми клочьями.

Я просто решила помыть окна.

Для начала.

Даже постановила себе, что можно убраться в одной комнате в день. Немного. Просто, чтобы жить. И на кухне вот. А потом уже, дальше, потихоньку и до остальных руки дошли бы. Вот с окон и начала, благо, Свята к моему удивлению знала, и где ведра стоят, и где тряпки с чистящими средствами хранятся.

Она же и сказала.

— Мы поможем. Правда?

И Мора по ноге пнула, когда он рот открыл, явно собираясь сослаться на очень важные и срочные дела. Он рот и закрыл. Головой мотнул и пробормотал:

— Конечно…

Гор ничего не сказал.

Так мы и принялись. Я — за окна, которых оказалось неприлично много, они под бодрым руководством Святы за остальное.

— Фух, — Мор растянулся в старом кресле и прикрыл глаза. И еще для пущего драматизма руку на лицо уронил. — Измаялся весь… и чего ради?

— Чистого пола, — Свята покрутила головой и пристроила метелку куда-то на полочку. — Вообще надо бы клининг заказать.

— Нет, — я посмотрела на руки. От воды и моющего кожа сморщилась, да и ощущение было не из приятных. — Это ведьмин дом. Старый. Сюда кого-то звать просто небезопасно.

Я и сама-то оставаться опасаюсь.

Но об этом не скажу.

— Я действительно справлюсь. Спасибо за помощь…

Сказала я это вполне искренне. Дети и вправду неплохо помогли. Вон, и паутины убавилось, и пыли, и пол, если не блестит, то всяко ноги к нему уже не липнут. Кухня, конечно, еще нетронутой осталось, как и ведьмина лаборатория, обнаружившаяся неподалеку от кухни.

Большая.

Почти такая же большая, как та, что в университете была.

— Но пиццу-то заказать можно? — дрожащим голосом осведомился наследник древнего рода. — А то я сейчас с голодухи помру.

— Можно, конечно… вообще тут магазин недалеко.

— До магазина я не доживу…

— Тогда пицца, — я бы тоже вот от поесть не отказалась. Не знаю, сколько мы с уборкой провозились, но за окном явно темнело. — Только вы сами уже. Я понятия не имею, где тут что заказывать.

— «В ужине упыря» лучше всего, — просветил Мар.

— Мне еще в «Кровожадине» нравится. С пепперони…

Названия у них, конечно…

— Это для туристов, — пояснил Горислав. — До этого была «Пицца» и «Итальянская пицца». Но мы провели масштабный ребрендинг…

— Деда до сих пор плюется.

— Зато туристам по душе пришлось. Дед просто недооценивает современные возможности рекламы. Я вообще хочу город переименовать, — Горислав аккуратно раскатал закатанные рукава и чуть поморщился: рубашка ожидаемо измялась. — Все-таки Упыревка не звучит, согласитесь.

— Ага… дед сказал, что если Горка еще раз сунется со своей инициативой, дед самолично его выпорет! — сдал друга Мор. — А он все не уймется.

— Ну вот сами посудите. Взять элементарный лозунг. «Приезжайте в Упыревку!» или еще вот, «Незабываемый отдых в Упыревке!». Это мы таргетированную рекламу запустить хотим, — Гор попытался разгладить рукава. — Но ведь смех один! А вот если переименовать?

— Во что?

— Не знаю… я думал. Даже решил провести он-лайн анкетирование с масштабным голосованием, чтобы жители приняли активное участие. Последние исследования показывают, что чем выше включенность отдельно взятой личности в деятельность субьекта…

— У меня от тебя уже голова