— Смотри. У тахионов — отрицательная масса. Поэтому они, теряя энергию, расходуя ее на то же черенковское излучение, ускоряются. Так?

— Ага, — кивнул Володя с умным видом. — И, кстати, само название «ускоритель тахионов» — дурац… м-м… чудесатое.

— Да нет, — улыбнулся я, — именно дурацкое. Мы же не разгоняем тахионы, прикладывая энергию, они сами. А что будет, если, попав в хронокамеру, тахиончики столкнутся не с твердым телом, а с потоком… хм… нормальных частиц? Излучим их лоб в лоб! Что тогда?

— Ну-у… — Киврин солидно откашлялся. — Согласно второму закону Ньютона, отрицательная масса ускорится в направлении, противоположном приложенной силе. То есть, навстречу «нормальным» частицам! Получается, обе массы разгонятся в одном направлении, нарушая закон сохранения импульса… Так он же у отрицательной массы тоже отрицательный! Забавно…

— Самое забавное, что закон сохранения энергии продолжит работать. Положительная масса будет отдавать энергию отрицательной… м-м… динамика передачи энергии выйдет необычная, конечно… В общем, смотри. Мы же вывели инжекционную секцию из схемы «ускорителя, который не ускоритель», верно? А давай приделаем инжектор к хронокамере? Сбоку присобачим — плюс поворотный дипольный магнит? Пучок протонов выйдет слабенький, но нам хватит.

Аналитик глубокомысленно воззрился на камеру.

— А протоны где возьмем?

— Добудем! Ионизируем водород. По-хорошему если, нам бы их впрыснуть сначала в бустер протонного синхротрона… Но это задание на завтра, а пока обойдемся малыми энергиями. Задача ясна?

— Так точно! — браво ответил товарищ Киврин. — О, чуть не забыл… Тебя же Ершова искала! Сказала, чтоб без нее не уходил.

— Не уйду, — пообещал я. — Ни за что.

Тот же день, позже

Первомайск, улица Мичурина

— Я тебя точно не мешаю? — смущенно спросила Марина.

— Точно, — улыбнулся я, выворачивая с моста на улицу Ленина.

— А то я и Риту с Настей напрягла…

— С Искандером-то? — фыркнул я. — Ничего, им полезно! Ритке — особенно. А то ноет всё! Одноклассницы, видите ли, уже сюсюкают своим «бэбикам», а она одна не испытала материнского счастья! Ага… Неделями не спать, без талии остаться…

«Росита» рассмеялась.

— Тебя, по-моему, второе больше беспокоит!

— А как же! Эти ж «херувимчики» всю красоту высосут! — я покосился на спутницу, и мои губы повело в улыбку. — Правда, по тебе не скажешь.

— Спасибо! — блеснула зубками Марина. — Ты всегда умел говорить комплименты.

— Не-е! — замотал я головой. — Комплимент — это, когда толстушке внушаешь, что она стройняшка. Только мне такое без интереса. Я люблю красивой девушке говорить, как она красива — и ей приятно, и мне! Ой, забыл спросить… А тебе куда?

За окном «Ижа» проползали Дом пионеров, парковая лестница, белые высотки…

— На Мичурина! — встрепенулась Ершова, и мило покраснела. — А я забыла сказать… Тебе тоже… туда. Там раньше наша группа кучковалась… И вот опять. «Царевичи», когда не на дежурстве, на Мичурина ночуют. Рустам с Умаром завтра подъедут, а майор Славин с утра уже там. И генерал-лейтенант…

— И Семеныч здесь? — вскинул я брови, дергая уголком рта. — По мою душу, небось…

— Это он тебя звал. Поговорить хотел.

— Ла-адно…

«Ижик» вписался в поворот, прокатываясь мимо старой автостанции, нырнул в короткий туннель под железнодорожными путями, и свернул вправо, одолевая пологий подъем.

Я любил старые первомайские улицы, которых не коснулся прогресс, а история будто замерла в начале века. Мичурина была именно такой — мощенная булыжником, в тени стародавних оград и замшелых деревьев, она хранила давно утраченный миром образ. Образ неспешной, размеренной жизни — без суеты и лишней мороки. Дома, утопавшие в глянцевой зелени садов, очень «шли» улице — солидные, сложенные из камня или темного кирпича, они глядели окнами молчаливо и надменно, с дутым купеческим самомнением.

— Приехали!

Я тормознул возле кованных ворот, за которыми тянулся зеленый двор, стиснутый двумя особняками дореволюционной наружности.

— Раньше тут было имение князя Святополка-Мирского, — раскрасневшаяся, Марина отворила тяжелую калитку, будто сплетенную из железных завитков.

— Скромненько для его сиятельства, — заценил я.

Вдвоем мы зашагали к большому, приземистому дому, у белых стен которого припарковались две «Волги».

— Нам сюда, — девушка провела меня к веранде, сплошь заросшей виноградом. За стеклянными створками сгущалась зеленистая тень и витал легкий запах сигаретного дыма.

— Ох, уж эти куряки… — проворчала Марина снисходительно, и открыла дверь в дом, сразу выпуская жилой шум, как будто мы переступали порог кухни в коммунальной квартире.

В огромной комнате стояло, подпирая холодильник или стену, ходило, с громким хлюпаньем потягивая чай из огромных чашек, сидело за общим овальным столом или за маленькими письменными человек восемь с военной выправкой. Оделись они «по гражданке», но в том, как носился штатский прикид, чувствовалась армейская жилка.

— О, какие люди! — осклабился Иван Первый. — Здорово! Давно не виделись!

— Со вчерашнего дежурства! — хохотнул Иван Третий, крепко пожимая мою руку.

— А с ним боюсь здороваться, — кивнул я на громадного майора Славина. — Раздавит еще…

— Он легонечко! — промяукала миниатюрная девушка, клацавшая за монитором микроЭВМ. — Да, Коля?

Под смех и подначки мы с майором поручкались.

— А, явился! — из коридора гулко донесся голос Иванова.

— Не запылился! — подтвердил я.

Генлейт, все такой же плотный, очкастый, энергичный, потащил меня к себе, в кабинет-пенал с единственным окном, по стеклам которого возил соцветиями синий дельфиниум.

— Ну, что, товарищ Гарин? — бодро хлопнул в ладоши Иванов. Неожиданно он сник, словно сдулся, и потер руки. — Простите, Миша, тонус скачет… Ленка сейчас в Берлине, Маркус обещал за нею присмотреть, но это же такая оторва! — походив, пошныряв по узкой комнате, хозяин кабинета так и не занял потертое кресло, лишь присел на край монументального стола. — Ее вызвал на разговор сам Даунинг. Выбился, прохиндей, в директора ЦРУ… Вот, надолго ли? Если Рейган победит на выборах, Джек точно лишится места — ковбой Ронни усадит в нагретое кресло своего человечка…

Похоже, генерал-лейтенант сильно переживал за Елену, вот и болтал «на нервах».

— Значит, говорить будут за Берлинской стеной, — вывел я. — Да вы не волнуйтесь, Борис Семенович. Если уж Даунинг сам прилетел, то тема серьезная. Что-то ему нужно, этому цэрэушнику, что-то очень важное… — подумав, я подкинул темы, надеясь, что Иванов проговорится: — Какие-нибудь тайны Кремля или «координатора»… Да Джек пылинки с баронессы сдувать будет!

— Баронесса… — усмехнулся генлейт. — М-да… — усилием воли он сосредоточился. — Вот что, Миша… По данным разведки, американцы уверены, что вы находитесь в Новосибирске, под фамилией Браилов. Я звонил вашему… э-э… брату-близнецу, так сказать, и он, разумеется, рад этому обстоятельству. Да и чего было ждать? Он ведь такой же, как вы! Упертый и недисциплинированный!

— Все мы немножечко оторвы, — тонко улыбнулся я.

Иванов фыркнул, и поправил очки.

— Решено сделать так, чтобы в Штатах не разуверились в полученной информации. Браилова мы окружим… э-э… вниманием и заботой, а вот вам, Миша, придется исчезнуть.

— Здрасте! — поклонился я, впадая в легкую растерянность.

— Привет! — смешливо хмыкнул Иванов, и вскинул руки. — На