дехристианизации государственной системы трансформации. Но и его позиционирование как символа нации, а уже не помазанника Божьего встраивалось в указанный тренд.

При Александре II фактически произошел переход властного дискурса на платформу секулярного государства. Складывается фактически, несмотря на сохраненную царскую титуляцию, крайне неустойчивая модель либеральной монархии. Берутся на вооружение получившие последующее развитие концепты правового государства и гражданского общества.

Контрреформы Александра III были прежде всего реакцией идеологической на либеральную инверсию. Однако вместо возвращения на религиозную христианскую платформу происходил определенный дрейф в направлении русского национализма и почвенничества. Национальное оказывалось первичным, а религиозное, духовное – вторичным. Это была оборотная сторона той же, что и в случае с либеральной теорией, модели секулярного общества.

Установление в 1905 году системы Думской монархии являлось фактически приговором для самодержавной модели государственности[126]. Вопрос после этого стоял только о сроках существования Российской империи. После манифеста 17 октября она просуществует менее 12 лет.

Осознание тренда имперского краха на уровне высшей власти привело к попыткам выдвижения обновленной идеологии самодержавия. Идеи христианского мессианизма глубоко переживались Павлом I. Им выдвигается проект восстановления единства церкви, но не католической платформе через унию, а на основе православия и мирового предводительства России.

Идеи обновления христианского имперостроительства найдут далее частичное отражение в концепции Александра I о Священном Союзе. «Самодержцем народа христианского» в акте об учреждении Священного Союза назывался Иисус Христос, что давало обоснование единству христиан перед возникающими современными угрозами. Императоры – российский, австрийский, прусский – понимались земными наместниками Самодержца Небесного[127].

При Николае I удалось даже сформулировать новую христианскую идеологию, выражаемую ценностной триадой «православие – самодержавие – народность». Она прямо оппонировала просветительской идеологии, выражаемой секуляристской триадой «свобода – равенство – братство».

О том, что Российская империя при Николае I все еще продолжала нести эсхатологический месседж, можно получить представление по Высочайшему Манифесту, подписанному императором 14 марта 1848 года. Манифест был ответом на захлестнувшие Европу революции, утверждение на Западе нового секулярного миропорядка.

«Божиею милостию Мы, Николай Первый, Император и Самодержец Всероссийский, и прочая, и прочая, и прочая. Объявляем всенародно: После благословений долголетнего мира, запад Европы внезапно взволнован ныне смутами, грозящими ниспровержением законных властей и всякого общественного устройства. Возникнув сперва во Франции, мятеж и безначалие скоро сообщились сопредельной Германии и, разливаясь повсеместно с наглостию, возраставшею по мере уступчивости Правительств, разрушительный поток сей прикоснулся, наконец, и союзных Нам Империи Австрийской и Королевства Прусского. Теперь, не зная более пределов, дерзость угрожает, в безумии своем, и Нашей, Богом Нам вверенной России. Но да не будет так! По заветному примеру Православных Наших предков, призвав в помощь Бога Всемогущего, Мы готовы встретить врагов Наших, где бы они ни предстали, и, не щадя Себя, будем, в неразрывном союзе с Святою Нашей Русью, защищать честь имени Русского и неприкосновенность пределов Наших. Мы удостоверены, что всякий Русский, всякий верноподданный Наш, ответит радостно на призыв своего Государя; что древний наш возглас: за веру, Царя и отечество, и ныне предукажет нам путь к победе: и тогда, в чувствах благоговейной признательности, как теперь в чувствах святого на него упования, мы все вместе воскликнем: С нами Бог! разумейте языцы и покоряйтеся: яко с нами Бог!»[128] Россия, судя по царскому манифесту, позиционировалась как полюс сил, защитница традиций православной святости. На ценностном фундаменте противостояния глобальному злу выстраивалась модель имперской государственности. Эта модель соотносилась с православным учением о катехоне – державе, удерживающей мир от окончательного торжества в нем сил зла. Тогда многие в Европе считали, что реализация вызревшего еще в просветительской среде проекта построения секулярного мироустройства невозможна, пока существует на востоке православная империя.

Но все эти попытки к смене тренда не привели. Развертка модельных трансформаций империи Романовых выражалась в последовательной секуляризации и, соответственно, в десакрализации царской власти, движении к демонтажу самой монархической государственности. В трехсотлетнем политическом процессе можно зафиксировать пять сменяющих друг друга моделей государственно-властной организации: самодержавие (теократия) – абсолютизм – просвещенная монархия – конституционная монархия – республика. Гибель монархии в этом смысле не была исключительно стечением обстоятельством, а определялась длительным, имеющим трендовую заданность процессом.

* * *

Таким образом, апокалипсическая парадигма исторически выступала основным базовым компонентом истории русской общественной мысли. Именно она явилась определяющей чертой цивилизационной идентичности России. С традициями эсхатологии и апокалиптики связан генезис основных качественных характеристик российской цивилизации.

Глава 3

Образы антихриста в фокусе российской истории

Дихотомия добра и зла

Европейский языческий пантеон божеств представлял собой этически нейтральную субстанцию. Ни Зевс, ни Один не выражали мировое зло или добро. Следствием такого восприятия являлась релятивистская концепция мироздания и плюралистическая множественность социально-политических структур Запада. Русская мифологическая картина мира, воспринявшая через скифо-протославянские племена зороастрийский дуализм Зенд-Авесты, представляла собой этически биполярную модель. Согласно историософии «Велесовой книги», если признавать ее подлинность, сакральной державе Богумира противостояло государство Дракона (империя Зохака)[129]. Факт существования абсолютного добра предполагал столь же однозначно определяемое вселенское зло. Русская историософия конспирологична: если есть служители Господа (добра) и истинная церковь, следовательно, существует воинство дьявола (зла) и «синагога Сатаны». Мифологическое мышление обусловило олицетворение мирового добра, воплощенного в образе Иисуса и персонификацию зла – в образе Антихриста, антитезе первому, «обезьяне Христа».

Он космический узурпатор и самозванец, имитирующий обликом и поступками Христа. Иконографическая традиция изображения Антихриста, представленная фресками Л. Синьо-релли в соборе итальянского города Орвиетто, с одной стороны, максимально приближает его визуальные черты к Христу, с другой – наделяет горделивым, неуверенным, лукавым выражение лица. Антихрист будет имитировать добродетели Христа и соблазнять ложным чудотворством. В царстве Антихриста «люди будут себялюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, непослушны родителям, неблагодарны, нечестивы, немилостивы, неверны слову, клеветники, невоздержанны, безжалостны, чужды любви к добру, предатели, наглы, напыщены, любящие наслаждение больше бога».

Знамения прихода Антихриста

Выделялись три категории знамений, связанные с Антихристом: предваряющие пришествие, совпадающие и последующие[130].

Предваряющие знамения. 1. Разорение и конец Римского монаршества. Связано со средневековой историософией последовательной смены пяти мировых царств. 2. Проповедь Евангелия во всем мире. Последние времена наступят, только когда евангельское учение будет известно каждому народу, обусловливая выбор между Христом и Антихристом. Появятся многочисленные лжепророки и лжечудотворцы. Один из них составит вместе с Дьяволом (змием) и Антихристом (зверем) лжетроицу.

Знамения, совпадающие с пришествием Антихриста. Его жизненный путь на основе библейских толкований был определен Августином Блаженным, Феодоритом Кирским, Григорием Великим и др. 1. Проповедь свидетелей первого пришествия Христа – Илии и Еноха. Предсказано, что они будут: 1) одеты во вретища; 2) пророчествовать 260 дней; 3) иметь власть закрыть небо, что