Голос прозвучал чуть хрипло.

– Это хорошо. – Олег удовлетворенно кивнул. – Значит справишься. А то там текст серьезный, Бах, Гендель. Ритка долго въехать не могла, ноты домой брала.

– Не беспокойся, я сыграю и Генделя, и Баха.

Он глянул на нее удивленно:

– Ты что, обиделась?

– Нет, почему? – Карина пожала плечами.

– Тон какой-то странный. – Олег повернул стартер.

Тихо заработал двигатель.

– Нормальный тон. Каким говорят о работе.

Олег наконец улыбнулся, обнял ее за плечи, притянул к себе:

– Брось. Ты же не Лелька, которой двадцать четыре часа в сутки нужно, чтобы на нее смотрели с обожанием. Мы едем в серьезное место, и я хочу, чтобы у нас все вышло на «отлично». Там надо работать, понимаешь меня? – Он пристально поглядел ей в глаза. – Тяжело, но интересно. Ты не пожалеешь.

Карина слушала и кивала. Ей хотелось, чтобы это длилось вечно: пустынный двор, темный салон машины, тихий снег за окном, объятия Олега, его негромкий голос, терпеливо, точно ребенку, втолковывающий что-то… Карине было все равно что – лишь бы он говорил, не выпускал из своих крепких рук, не покидал…

Двигатель, прогревшись, загудел на одной низкой ноте, едва слышно, почти беззвучно. Олег осторожно отстранил Карину и крутанул руль.

22

Капелла репетировала в бывшей церкви, некогда заброшенной, а затем, еще в советские времена, перестроенной в клуб.

Прежде чем войти, Карина невольно загляделась на купола, голубые с потускневшей позолотой, на уходящие стрелами ввысь, в розовеющее небо, темные силуэты крестов. На одном из них сидела большая черная галка, задумчиво склонив голову.

Помещение после ремонта получилось двухэтажным, благодаря построенным перекрытиям, и на второй этаж вела узкая деревянная лестница. Собственно, репетиционная площадка была наверху, внизу же располагались подсобки, офис и небольшой зал для хоровых спевок.

Основная масса народу еще не пришла, и вестибюль выглядел пустым и сумрачным. У дверей на стуле сидел пожилой усатый мужчина в камуфляже.

Увидев Олега, он улыбнулся и кивнул.

– Она со мной, – бросил на ходу тот, указав на Карину. – Шеф пришел?

– У себя, – с готовностью подтвердил охранник.

– Пойдем-ка. – Олег потянул ее за руку к двери с табличкой «художественный руководитель».

В комнате, низко склонившись над столом, сидел маленький лысый человечек с розовым, как у младенца, лицом и носом картошкой. Карина тут же узнала в нем дирижера, который руководил концертом в Большом зале, несмотря на то что тогда во фраке он показался ей гораздо более представительным и солидным.

– Здорово, Михалыч, – приветствовал лысого Олег, заходя в кабинет и расстегивая куртку.

– Олежка, ты? – Мужчина поднял голову и подслеповато прищурился на Карину, нашаривая на столе очки. – А это что за барышня?

– Пианистка, на место Риты. Я тебе вчера говорил о ней по телефону, помнишь?

– А… да-да. – Дирижер рассеянно кивнул и снова углубился в лежащий перед ним лист партитуры.

– Куда ей? – поинтересовался Олег. – В зале посидеть для начала?

– Да пусть идет прямо к Любаше, посмотрит, что к чему. Потом, чуть позже, солисты должны подойти.

– Ясно. – Олег повесил куртку на рогатую вешалку, стоящую в самом углу, пристроил туда Каринину дубленку. Они вышли в холл.

– Значит, смотри. Идешь вон туда. – Он махнул рукой в сторону обшарпанной двери с надписью «камерный зал». – Там сидишь и ждешь хормейстера. Ее зовут Любовь Константиновна. Дама, сразу предупреждаю, с норовом и выражений не выбирает. Когда начнет наезжать, особо не переживай, привыкнешь потом. Если хочешь, можешь разыграться, пока хор не собрался. – Олег повернулся и направился к лестнице.

Карина растерянно смотрела, как он поднимается, не делая даже попытки оглянуться. Мгновение – и она осталась одна посреди вестибюля, постепенно наполняющегося музыкантами.

Сновали мужчины и женщины со скрипичными и виолончельными футлярами в руках. Кто-то поздоровался с Кариной, кто-то больно задел ее тяжелой сумкой.

Она неуверенно двинулась, куда велел Олег, и в это время ее окликнули.

Позади стоял Вадим, его черная шевелюра была припорошена снегом. Он улыбался Карине во все тридцать два зуба.

– Кого я вижу! – Вадим театрально развел руками. – Соседка! Послушать нас пришла?

– Работать, – коротко ответила Карина.

– Работать? – изумился Вадим. – Кем?

– Концертмейстером.

– Вот блин! Это значит, вместо Маргариты. Молодец Ляшко, подсуетился. Ну что ж, рад вас видеть, коллега! – Он шутливо раскланялся и пожал ее руку. – Бульдозер-то уже видела? Познакомились?

– Какой бульдозер? – не поняла Карина.

– Ну это у хорички прозвище такое – Любаша-Бульдозер. Тебе Олежка не рассказывал?

– Нет.

– Шибко напирать любит, вот ее так и прозвали. – Вадим засмеялся и принялся отряхивать футляр. – Ладно, не дрейфь. – Он весело подмигнул. – Ни пуха.

– К черту, – машинально сказала опешившая Карина.

Камерный зал оказался небольшой комнатой со стоящими у стены хоровыми станками и припертым к самому окну стареньким черным пианино. Рядом на низеньком круглом столике громоздилась огромная стопка нот.

Карина протиснулась к инструменту, открыла крышку, взяла наугад первое, что попалось под руку – «Ораторию» Генделя.

Едва она сыграла два первых номера, дверь распахнулась, и на пороге появилась необъятных размеров краснолицая тетка в черном кожаном плаще с пышным меховым воротником.

– О! – Увидев Карину, тетка остановилась как вкопанная. – Никак сподобились найти пианистку! Слава тебе, господи! – Она размашисто перекрестилась, шумно протопала в комнату и принялась раздеваться.

Под плащом ее телеса оказались еще внушительней. Могучую грудь туго обтягивало черное декольтированное платье, на массивной шее висели крупные янтарные бусы.

– Будем знакомы, я – Любовь Константиновна. – Краснолицая приблизилась к фортепьяно.

– Карина, – представилась та.

Теперь прозвище «Бульдозер» не казалось ей странным, наоборот, оно как нельзя лучше подходило к колоритной внешности хормейстерши.

– Представить себе не можешь, как я замучилась с этим идиотами, – пожаловалась Любовь Константиновна, перекладывая ноты. – Только и делаю, что ношусь от инструмента то к альтам, то к тенорам. Не поверишь, похудела за последние две недели, как Ритку в больницу забрали. – Она наконец выудила из стопки толстенный сборник и протянула его Карине. – Давай вот это.

Карина взглянула на название – Бах «Страсти по Матфею». Открыла первую страницу, и в глазах почернело от обилия мелких нотных значков.

И это она должна играть прямо сейчас, без репетиции?

Краснолицая выжидающе смотрела на Карину, опершись мощным торсом о бок пианино. Та тихонько вздохнула, положила руки на клавиши и заиграла.

Хоричка согласно кивала в такт, иногда делая знак чуть ускорить или замедлить.

– Форте, здесь форте. А тут меццо пьяно. Так, да, еще тише и сдержанней. А здесь сразу вперед, живей.

Они прошли страниц десять. У Карины от напряженного вглядывания в текст слегка саднило глаза.

– Нормально, – одобрила краснолицая, –