болеть, диагноза окончательного не было. Ты не поверишь: инициатором развода была я. Не потому даже, что изменял. Просто разлюбила, терпеть больше не могла. И хотела жить своей жизнью, а не обслуживать мужа за деньги, которыми меня каждый день попрекали. Вот теперь мы и хлебаем мою независимость полными ложками. Сначала мы с Маринкой снимали квартиру, судились по поводу раздела той, нашей, три года. Да и сейчас я еще не сдалась. Я юрист по профессии. А у Коли армия юристов, купленный суд. Короче, раздел он меня до нитки. И продавил решение, по которому я вынуждена была согласиться на денежную компенсацию нашей доли. Эта доля все таяла и таяла у его экспертов. В результате я поняла, что, если не соглашусь хоть на что-то, мы на улице окажемся. И дело даже не в этом, а в том, что он пригрозил лишить меня материнских прав и отправить Марину в специальное учреждение. Сказал, что обвинит меня в ее болезни, в недолжном уходе… Короче, все было более чем реально. Вот и купила я эти хоромы. Ты, конечно, подумала, что я у тебя деньги просить собираюсь. Так вот: это так. Лекарство, которого нет в России, я заказываю в Швейцарии, вот сейчас выкупить не могу.

Но речь только о долге, я верну обязательно. Если скажешь, что не надо возвращать, ты типа нас пожалела, тему закрываем.

- Я поняла. У меня есть свои деньги. Сейчас переведу тебе, Галя, на карту, и обмоем сделку. Есть еще такое вино? Кстати, неужели у реагентного зама нет даже завалящей виллы в Италии? Почему он торчит у нас в Тропареве?

- Все у Коли есть. И в Италии, и на юге Франции, да и в Лондоне кое-что. Просто сейчас сезон стрижки бабла для коммунальщиков в Москве. А потом, наверное, поедут отдыхать.

- Вот это отличная новость. Я сегодня как раз пыталась рассчитать, как далеко смогу уехать на свои сбережения от них. А так вы можете рассчитывать совсем на другую сумму. Я обожаю тропаревские пруды.

Галина сбегала в магазин еще за бутылкой.

Я напилась у них там, уснула на диване. Сквозь сон чувствовала, как на мне расстегивают джинсы, потом чем-то накрывают, под голову подсунули подушку. Проснулась среди ночи и в свете маленького ночника увидела рядом с собой тоненькую фигурку в белой ночной рубашке.

Марина сидела в своем кресле, прижав к груди руки, как будто кого-то молила о чем-то.

- Что ты здесь делаешь? - шепотом спросила я.

- Ты не поверишь, - тихо ответила она. - Я у тебя ворую тебя. Я пожила сейчас в твоем прекрасном теле, у меня было твое чудесное лицо. Я была счастлива. Ты похожа на «Венеру» Боттичелли. Я не мечтаю быть просто здоровой, как все. Какой смысл мечтать о том, чего не может быть? Пусть будет такая сумасшедшая мечта: я стала тобой.

Сказать честно? Я еще никому на свете не казалась прекрасной и чудесной. В лучшем случае называли симпатичной. Я не переоценила это восхищение Маринки и не могла заподозрить ее в лести. Я просто поняла, о чем она.

Марина моложе меня на шесть лет, но болезнь оставила ее в возрасте невинного и беспомощного ребенка, который оказался изгнанным, заточенным, изолированным от всех благодаря содружеству наших дивных родителей. И вдруг в этот ее мрачный, из последних сил украшаемый закуток явилась я. Здоровая, свободная, способная передвигаться по целому свету, оплатить ее лекарство, уснуть по пьяни на чужом диване, возможно, посапывать или похрапывать во сне. Как родственница. Как близкий человек. Как старшая сестра.

Наверное, и я не испытывала раньше чувства острого, внезапного родства. Не к кому было. И эти пронзительно сияющие глаза, эти нежные косточки под прозрачной кожей, это самое преданное отношение в самом чистом виде - вот что меня просто сломало. Разрушило крепость моего противостояния всему, что окружило меня после смерти папы. Это у папы могла быть такая младшая дочка, как Марина, а не у реагентного козла, который обошелся с нею как с заложницей врага.

Я так надолго задумалась, что Марина тревожно спросила:

- Я тебе помешала? Если я навязчивая или… противная, - скажи честно. Я знаю, так бывает. Ты меня не обидишь. Ты больше не приедешь к нам?

- Ты что? Обязательно приеду.

- Тогда скажу: у меня послезавтра день рождения.

- Ты майская? - ахнула я. - Я к тому, что май всегда приносит мне подарки, иногда очень горькие, но всегда важные. Я не просто приеду. Я хочу вырвать тебя отсюда хоть на час.

Погулять, посидеть в хорошем месте. В красивых платьях. Тебе я сама куплю, ты согласна?

Марина почти в панике прижала ладони ко рту, зажимая вздох со всхлипом. Ответила без слов. Просто опустила мгновенно намокшие ресницы.

- Вот и хорошо. - Я сжала ее горячую руку. - Ложись спать. Я утром тихонько уеду, не стану вас будить. Мы с тобой сейчас обменяемся телефонами. И не смей бояться, что я не вернусь. Запомни: я всегда выполняю обещания. Жди меня спокойно, а то сил не хватит на наш праздник.

Я уже не уснула до утра. Дождалась, пока они обе перестали ворочаться на своих кроватях, ровно и сонно задышали, встала, умылась в их закутке-ванной. Капнула себе на пальцы духи Галины из разных флаконов и прижала к лицу, за ушами, к волосам. Люблю именно коктейль запахов.

Домой я приехала к завтраку на нашей кухне. Вот еще в чем разница между людьми. Папа накануне свободного дня до поздней ночи или рассвета читал, смотрел кино, слушал музыку. Вставал ближе к полудню. Я тоже так поступаю. А Коля вечером вырубается как сурок после своей, получается, мошеннической деятельности. И вскакивает рано утром, как селянин, которому надо картошки нарыть. А нужно ему тупо пожрать. Никогда не думала, что человек способен растянуть завтрак на час или два.

Я прошла к холодильнику, взяла бутылку минералки, отпила из горлышка и только после этого повернулась к ним:

- Привет. Засиделась вчера в гостях, выпила, не хотела ночью ехать и не стала вас будить.

Мама кивнула, даже улыбнулась, а взгляд заинтересованный, любопытный. И носом потянула: у нас дома нет таких духов. Помечтала, наверное, что я нашла наконец богатого любовника.

Коля что-то пробормотал набитым ртом. Сидит в коротких шортах: лето, легальный повод постоянно ходить практически в трусах.

- Есть будешь? - спросила мама.

- Нет,