Сантьяго мог сосредоточиться только на одном животрепещущем вопросе: чего на самом деле хотела от него Кити?

К счастью, он смог отвлечься от своих насущных забот, войдя в зал заседаний, потому что прямо сейчас ему нужно было сосредоточиться на своем смелом новом проекте. Его даже приветствовали аплодисментами, когда он подписывал документы. На лицах юристов и банкиров читалось истинное удовольствие, когда Сантьяго поставил последнюю подпись.

Правда, единственное, чего ему сейчас по-настоящему хотелось, — вернуться в отель, притянуть Кити к себе и раствориться в ее нежных объятиях.

Сантьяго стал чувствовать раздражение уже в тот момент, когда подъезжал в лимузине к отелю. Понятно, что виной всему было неудовлетворенное сексуальное желание.

«Сейчас тебе точно стоит думать не о сексе», — приказал он себе.

Сбросив пиджак, он вошел в номер и внезапно увидел Кити. Она сидела на террасе и думала о чем-то своем. Австралийская зима была довольно мягкой, поэтому пространство залило солнцем.

Большая соломенная шляпа закрывала ее лицо, альбом для рисования лежал на коленях, а на столе рядом с ней стояли кувшин с водой и ряд карандашей. На Кити было прозрачное платье в горошек. Ее рыжие кудри вихрем падали на плечи. Сантьяго даже замер на мгновение, наблюдая за этой необыкновенной красотой.

И хотя Сантьяго стоял совершенно неподвижно, Кити все же явно ощутила его присутствие. Медленно повернув голову, она посмотрела прямо на него. Казалось, Кити хотела улыбнуться, даже ее губы приоткрылись, но затем как будто передумала. Выражение лица стало настороженным.

— Привет. — Она хотела встать, но Сантьяго движением руки остановил ее:

— Сиди, я скоро приду и присоединюсь к тебе.

Сантьяго зашел в дом и тут же направился в душ. Но струи ледяной воды не могли охладить его разгоряченное тело. Надев старые джинсы и футболку, он подошел к минибару, взял ледяное пиво и только потом вернулся на террасу.

На этот раз Кити явно ожидала его прихода. Альбом для рисования был закрыт и лежал на столе.

— Встреча прошла хорошо? — спросила она. Неуверенная улыбка при этом выдала сильное волнение.

Сантьяго не привык к тому, чтобы женщина встречала его после работы. Он внимательно всмотрелся в ее зеленые глаза: быть может, это рай всех примерных семьянинов? Неужели все мужчины к этому стремятся: к отсутствию вспышек гнева и каких-либо обвинений, к легкости отношений. В детстве ему очень не хватало понимания со стороны родителей.

Сантьяго вообще очень часто задавал себе вопрос, почему, обладая миллионами, нельзя купить самые простые радости жизни: любовь, взаимопонимание, гармонию. Семейная жизнь для него всегда была связана с обманом и ложью. Возможно, теперь именно по этой причине Сантьяго категорически не хотел жениться.

Он чувствовал, что сейчас Кити довольно мирно и спокойно была к нему настроена. Может быть, если бы она была хмурой, придиралась, он бы уклонился от данного ей обещания — быть честным. Сейчас она напоминала ему лишь легкий ветерок после прогулки под знойным солнцем.

— Встреча прошла великолепно. Уверен, что все участники со мной согласились бы. Но я все же предполагаю, что ты хотела бы поговорить о чем-то совсем другом?

Кити нервно перебирала пальцами. Выражение лица Сантьяго выражало и насмешку, и любопытство одновременно — казалось, он бросал ей вызов, провоцируя на вопросы о своей жизни.

Больше всего на свете она хотела узнать максимум информации об отце своего ребенка, но теперь, когда этот момент настал, она испугалась. Потому что не представляла, что предстоит услышать.

— Я рассказала тебе о своем прошлом, — сказала Кити дрожащим голосом. — Неужели у тебя в жизни было что-то более ужасное?

Его взгляд, казалось, налился кровью.

— Да. Прости, если разочаровал тебя. Я родился в Буэнос-Айресе. Отец был очень богат, а мать безумно красива. Но главное ведь — душевная красота, да, Кити?

Она кивнула, заметив, как сильно он напряжен.

— Отец был намного старше моей матери. Думаю, тебе известен такой формат отношений: женщина меняет сказочную красоту на баснословные богатства. Этот брак скорее напоминал сделку.

Сантьяго какое-то время молчал, затем продолжил:

— Я родился почти сразу же после их свадьбы. И по мере того, как рос, я понимал, что они совершенно разные люди и этот союз точно заключался не на небесах.

Кити печально смотрела на Сантьяго, не находя слов.

— Мне потребовалось много времени, чтобы сложить все пазлы нашей так называемой семейной идиллии воедино. Не могу вспомнить точно, сколько мне было лет, когда я вдруг заметил: далеко не все жены говорят со своими мужьями с презрением и недовольством. Не все открыто заводят любовников, не боясь реакции мужа. И не все матери передают своего ребенка на попечение нянь и воспитателей.

Кити вздрогнула, и внезапно она больше не могла сохранять невозмутимый вид.

— О, Сантьяго. Вероятно, вы все очень страдали.

— Да, — согласился он почти спокойно. — Но, как ты понимаешь, мне не с чем было сравнивать. Я усвоил только такой формат семьи.

Последовала еще одна долгая пауза.

— А потом мама просто ушла от отца навсегда. И от меня, конечно.

— Сколько тебе было лет?

— Двенадцать.

Молчание становилось очень неловким.

— Ты, должно быть, скучал по ней.

Лицо Сантьяго вдруг стало гневным.

— Разве обязательно любить мать? — резко спросил он. — Если тебе и правда интересно, то моя жизнь стала гораздо спокойнее без бесконечных ссор, плетения интриг и обманов. — Он горько рассмеялся. — Но мой отец оказался человеком спокойным и неконфликтным. Его эта ситуация просто уничтожила.

— Значит, он не смог быть тебе хорошим родителем?

Он пожал плечами:

— Отец сделал все, что мог, и меня это вполне устраивало. Большинство подростков мечтало бы о той свободе, которую он мне предоставлял. Поэтому в определенной степени мы с ним очень даже ладили. — Голос Сантьяго вдруг стал почти грубым. — Настоящие трудности начались позже. В тот момент, когда моя мать вдруг решила вернуться и помириться с отцом.

— И что же, у нее получилось?

Сантьяго колебался с ответом: эта тема была слишком болезненной, он никогда и ни с кем ее не обсуждал. Но он обещал Кити быть честным и сдержит слово. Правда, эти воспоминания до сих пор вызывали адскую боль. С момента предательства матери он окончательно перестал доверять людям.

— Мой отец, — Сантьяго прерывисто вздохнул, — был трогателен и благодарен, что она вернулась. Он из кожи вон лез, чтобы удовлетворить любой ее каприз, каким бы дорогим или диковинным он ни был. Я не скрывал своего презрения к нему, потому что мне приходилось все это видеть. Мы даже все вместе отправились