Эдне я ничего не сказал. Она не стала бы слишком горевать, но лучше поостеречься: женщины — смешной народ, никогда не знаешь, чего от них ждать…

Я рассказал все. Делайте выводы. Доказательств нет… Можно рассказать, что Эдна не была женой доктора Эстепа и что я его шантажировал. Но нельзя доказать, что законная жена доктора Эстепа не верила, что Эдна была его первой и законной женой. Тут ее утверждения будут стоять против двух наших. А мы поклянемся, что успели убедить ее в этом. А раз так, она, естественно, имела мотив для убийства. И газетный подлог вы не сможете доказать материал у меня в руках. И вообще, если вы начнете рассказывать все это перед судом, вас сочтут психом. Уличить меня во вчерашнем убийстве вы тоже не сможете — у меня есть алиби. Я могу доказать, что вчера вечером я уехал из дома с одним моим пьяным приятелем, привез его в отель и с помощью портье и мальчика-лифтера уложил в постель. И утверждениям частного детектива, что это не так, наверняка не поверят.

В обмане вы меня, конечно, уличите. Но вызволить миссис Эстеп без моей помощи не сможете. Поэтому вам лучше меня отпустить. А взамен я отдам письмо, написанное доктором. Мы оба только выиграем от этого — можете быть уверены. В нескольких строчках, написанных мной, простите, оговорился, доктором, сказано, что он покончил с собой, причем написано недвусмысленно…

Игра стоила свеч, в этом не было сомнения. Лендвич не врет… Я все хорошо понимал, и тем не менее мне не хотелось отпускать этого подлеца…

— Напрасно вы пытаетесь убедить меня в этом, Лендвич, — сказал я. — Вы и сами понимаете, что ваша песенка спета. В тот момент, когда вы сядете за решетку, миссис Эстеп выйдет на свободу.

— Что ж, попробуйте! Без письма вы ее не вытащите. И я не думаю, что вы меня считаете круглым дураком и надеетесь найти письмо собственными силами.

Меня не очень беспокоили трудности, связанные с поисками доказательств виновности Лендвича и невиновности миссис Эстеп. Достаточно навести справки о нем и его сообщнице Эдне Файф на Восточном побережье, и все будет в порядке. Но на это уйдет неделя, а может, и больше. А этой недели у меня нет. Я вспомнил слова Вэнса Ричмонда: «Еще день-два, проведенных в заключении, и ее не станет. И тогда ее мало будет беспокоить, что говорят люди. Смерть сделает свое дело».

Надо действовать решительно и быстро. Ее жизнь находилась в моих руках. К черту законы! Человек, сидящий сейчас передо мною, был подлецом, шантажистом, по меньшей мере дважды убийцей. Но совершенно невиновная женщина при смерти…

Не спуская глаз с Лендвича, я подошел к телефону и набрал номер Вэнса Ричмонда.

— Как сейчас чувствует себя миссис Эстеп? — спросил я.

— Ей стало хуже. Полчаса назад я говорил с врачом, и он считает…

Подробности меня не интересовали, и поэтому я довольно бесцеремонно перебил его:

— Поезжайте в больницу, держитесь там поближе к телефону. Возможно, мне удастся сообщить вам новости еще до наступления ночи.

— Что? У вас есть шанс? Где вы?

Я не пообещал ему ничего конкретного и повесил трубку. После этого сказал Лендвичу:

— Принято. Тащите сюда письмо. Я верну вам револьвер и выпущу через черный ход. Но предупреждаю: на углу стоит полицейский, и тут я ничем не смогу вам помочь.

Его лицо радостно засияло:

— Вы даете честное слово?

— Да. Только пошевеливайтесь.

Он прошел мимо меня к телефону, набрал номер, который мне удалось подсмотреть, и сказал:

— Это Шулер. Пришлите немедленно мальчика с конвертом, который я вам отдал на хранение. Возьмите такси.

После этого он сообщил свой адрес, дважды сказал «да» и повесил трубку.

Ничего удивительного в том, что он принял мое предложение, не было. В моем честном слове он не сомневался, кроме того, как все удачливые шантажисты, он так уверился в собственной безнаказанности, что вел себя, как глупая овечка.

Минут через десять в дверь позвонили. Мы вышли вместе, и Лендвич получил из рук посыльного большой конверт. А я тем временем посмотрел на номер посыльного, красовавшийся на шапке. Потом мы вернулись в комнату.

Там Лендвич вскрыл конверт и протянул мне его содержимое — обрывок газеты с неровными краями. Поперек сфабрикованной заметки было написано: «Не ожидал от вас такой глупости, Лендвич. Льщу себя надеждой, что пуля, которая покончит мои счеты с жизнью, покончит и с вашим паразитизмом. Отныне вам придется самому зарабатывать себе на пропитание. Эстеп».

Да, ничего не скажешь. Врач решительно пошел навстречу своей смерти!

Я взял у Лендвича конверт, вложил в него письмо, сунул конверт в карман. После этого подошел к окну. Там я увидел силуэт 0'Гара, терпеливо ждавшего меня там, где я его оставил…

— Полицейский все еще стоит на углу, — сказал я Лендвичу. — А вот вам и ваша пушка. — Я протянул ему револьвер, который выбил у него из рук в начале нашей милой беседы. — Забирайте его и скрывайтесь через черный ход. И не забывайте: я вам больше ничего не обещаю. Только револьвер и возможность скрыться. Если вы будете держаться нашего уговора, то обещаю ничего не предпринимать, чтобы вас разыскать. Разумеется, только в том случае, если меня не обвинят в сообщничестве с вами.

— Договорились!

Он схватил револьвер, проверил, заряжен ли он, и помчался к черному ходу. Но в дверях повернулся, помедлил секунду, а потом обратился ко мне. Предосторожности ради я держал свой револьвер наготове.

— Окажите мне еще одну услугу… Она вам ничего не будет стоить.

— Какую?

— На конверте, видимо, остались мои отпечатки пальцев, кроме того, надпись на нем сделана моей рукой. Может быть, вы переложите письмо в другой конверт? А этот заберу с собой и уничтожу? Не хочется оставлять лишних следов.

Держа револьвер в правой руке, я левой вынул из кармана письмо и бросил ему. Он взял со стола чистый конверт, тщательно протер его носовым платком, сунул в него газетную вырезку и протянул мне. Я едва не расхохотался ему в лицо. Старый трюк с носовым платком: письмо снова находится у Лендвича. Чистая работа.

— Живее сматывайся! — прошипел я, боясь не выдержать и рассмеяться. Он быстро повернулся и бросился к выходу. Вскоре хлопнула дверь черного хода.

Я достал конверт из кармана и убедился, что был прав в своих предположениях. Следовательно,