огнестрельные ранения требуют специализации. Впрочем, наша медицина всегда была и пока остается лицемерной. Коли ей дана команда бороться с алкоголем, будьте уверены, даже если водка окажется бальзамом долголетия, от народа это скроют.

— Я верю, — сказал Шуршалов и поправил усы. — Впрочем, если бы и не верил, один хрен выпил бы. Мой дед перед ежедневной стопочкой молитву читал: «Изыди нечистая сила, останься чистый спирт». Слава те господи, прожил до восьмидесяти восьми и грешил с ней, с окаянной, до последнего дня.

Он громко выдохнул, лихо опрокинул стаканчик. Блаженно прижмурился. Снова поправил усы, провел ладонью по груди сверху вниз:

— Прошла, родимая, аки змий огненный. Повторить нельзя?

— Позже, — сказал Прасол. — Собираемся.

Два государства: великое — Эстонию и малое — Россию в этих местах разделяло болото: огромное пространство леса, залитое водой. В незапамятные времена здесь плескалось огромное ледниковое озеро с берегами, покрытыми осокой и рогозом. В зарослях гнездились утки, в прибрежных кочках откладывали яйца крикливые чибисы. Сюда залетали чайки, на перелетах садились отдохнуть серые гуси-гуменники. Постепенно озеро зарастало водорослями и мхами. Попавшие в него деревья гнили, отравляя воду продуктами разложения. Озеро сперва отступало от берегов, все больше превращаясь в топь, которая стала прибежищем комаров, стрекоз и лягушек. Постепенно тина, слизь и вонючая жижа оттесняли чистую воду все дальше, пока ее зеркало не исчезло совсем.

По ночам на болоте таинственно светились гнилые пни, наружу вырывались и с утробным треском лопались огромные пузыри. Они распространяли вокруг запахи тухлых яиц и мясной гнили. В глубинах трясины все время что-то бродило, бурчало, словно в брюхе великана-обжоры, страдающего отрыжкой.

Днем и ночью над зеленой топью вились тучи назойливого комарья и мошек. Они яростно набрасывались на все, что двигалось и излучало тепло. От кровососов одинаково страдали и люди, и животные, постоянно обитавшие в окружающих лесах.

— Хоть бы химию сюда напустили, — пожаловался однажды Большой. — Заедают людей начисто, паразиты.

Он ночью нес очередное дежурство и его искусали мошки. От их укусов лицо вздулось, потеряло привычные формы и стало похожим на небольшую лиловую подушку-думку.

— Это ваши городские комары боятся химии, — засмеялся лесник Якобс, хозяин хутора, на котором они жили. — Наши ее не знают и потому им наплевать, чем их посыпают.

Чтобы добраться до русской земли, людям Железного надо было пересечь болото. На это у них уходило часа полтора-два в зависимости от погоды. Они переходили топь по едва заметной стежке, которую среди кочек и яркой зелени гиблых трясин лесник Якобс пометил ольховыми веточками. Листья ольхи подвяли, стали черными, и веточки хорошо выделялись в живой траве.

Ступив на русский берег, боевики остановились. Прислушались. К разгоряченным потным лицам льнули безрассудные комары. Выждав, когда их сядет на лоб побольше, Большой ударом ладони раздавил всех сразу. На коже возникло кровавое пятно.

— Первая кровь, — засмеялся Белый. — Теперь удача в наших руках. Эти комары — русские!

— Заткнись! — прикрикнул Железный. — Идем молча!

Они продвигались гуськом. Железный — впереди. За ним неслышными шагами ступал Черный. Он нес тяжелый рюкзак, который заполняли жратва и принадлежности охоты за генералом — веревка, мешок, чтобы надеть его на голову, шприц и ампулы со снотворным, на случай, если генерал будет сильно артачиться.

Замыкал колонну Зеленый — Ныым. Он шел согнувшись, положив ладонь на правый бок. При каждом шаге отмахивался от насекомых, постанывал и зло ругался, перемежая русский мат с родной эстонской бранью. На голову то и дело падали липкие лосиные мухи, которые осыпались с кустов и веток на все, что двигалось. Потом они ползали по лицу, по шее, стараясь забраться за ворот. Они не кусались, но само ползанье их по телу раздражало до крайности.

Признаков присутствия людей в лесу не обнаруживалось. Только где-то за деревьями невидимый дятел старательно долбил сухой ствол. Боевики прошли к месту, откуда постоянно вели наблюдение за дорогой. Расположились табором. Здесь Зеленый сунул в рот таблетку, подаренную Прасолом. Уже через пять минут его затошнило и стало выворачивать внутренности наружу.

— Да уберите вы его отсюда! — зло сказал Серый. — Меня самого уже тошнит!

— Иди-ка ты, малый, назад, — сочувственно предложил Железный. — В таком виде вояка ты хреновый. Только смотри, никому не попадайся на глаза.

Зеленый молча тронул автомат «узи», болтавшийся у него на плече.

— Учти, полной доли не получишь, — предупредил Серый сердито.

— Я останусь, — сказал Зеленый и снова зашелся в спазме рвоты.

— Какой ты вояка, — еще раз подтвердил свое решение Железный. — Иди. Только мешать будешь. Долю отдам — я добрый…

Сгорбившись и еле волоча ноги — после таблетки состояние действительно стало паршивым, Зеленый поплелся назад по хорошо знакомой ему тропинке. Навстречу жизни, подальше от места, где вот-вот восторжествует смерть…

Время ожидания тянулось медленно. Боевики сидели кто на пеньке, кто на камне, с головами укрывшись армейскими плащ-палатками. Курили, лениво перекидывались словами. Серый снова затеял разговор о деньгах.

— Слушай, Железный, — начал он, — ты уверен в чеченах? В Руслане или как его там?

Железный сложил большой и указательный пальцы правой руки в кольцо и показал его Серому.

— На сто процентов.

— Какие гарантии?

— Черт тебя, в конце концов, побери, Серый! Ты знаешь, кто такой Тийт Пруули?

— Не-е, — мотнул головой Серый.

— По-моему, — сказал Бурый, — это какая-то шишка в Таллинне.

— Точно. Советник премьер-министра. Так вот Пруули с благословения премьера в прошлом году загнал чеченам полтора миллиарда изъятых из обращения русских рублей. Нечестно? Но когда бизнес такого рода бывал честным? Наши вожди на этой операции хапнули без малого два миллиона баксов. Генерал Руслан под другой фамилией выступал в числе посредников. Дудаев ему очень доверяет…

Разговор угас и снова наступило молчание.

Серый стал волноваться раньше других.

— Может, займем позицию? Как бы не пропустить кабанчика.

— Спокойно, — прервал его Железный. — Медный лоб ездит по расписанию. У нас в запасе по меньшей мере два часа. Займем позицию загодя, но не раньше, чем за час.

О генерале Дееве Железный был самого низкого мнения. Военный человек, в какой бы обстановке ни находился, не должен, просто не имеет права действовать по шаблону, подчиняться привычкам. Сам Железный, битый и тертый во множестве переделок — больших и малых — иногда грозивших смертью, иногда — банальными синяками, старался дважды в день не уходить из дома в город и не возвращаться к нему одним и тем же маршрутом. Лучше он сделает изрядный крюк, чем его посадят на кончик ножа на привычной дороге или выпасут стражи закона, словно беспечную тупую овцу. Генерал, скорее всего, над подобными пустяками