Бадоев в это время пытается справиться с пуговицами моей блузки, и хотя пальцы его, крупные, смуглые трясутся, но все же неотвратно делают свое дело. Громов же пользуется стараниями Руслана, продвигаясь дальше к груди, обжигая попутно всю кожу своим влажным дыханием и острыми властными поцелуями.

Он прикусывает мою ключицу, заставляя меня выгнуться навстречу Бадоеву, подставить ему свою пока еще защищенную бюстгальтером грудь.

- Да. Невозможно. – Рычит Бадоев, пытаясь поддеть зубами кружевную ткань. – Сладкая моя! Наша! Только наша, и ничья больше! Слышишь? Поняла?!

Громов сзади меня и ему сподручнее справиться с крючками бюстика, что он ловко проделывает. Бадоев скидывает лямки с моих плечиков, Демид оглаживает спину и дублирует все движения языком, облизывая, повторяя контур, очерчивая каждый позвонок, продвигаясь вниз, к поясу джинсов.

А я… у меня такая эйфория, все то же благостное состояние от того, что я беременна. От них.

Их запахи. Оба отца моих детей пахнут феерично! Каждый по-своему. Со своей ноткой, со своим оттенком мускуса, но меня жутко заводят оба эти запаха. А перемешиваясь, они наотмашь бьют по рецепторам, заставляя мозг заснуть, затуманиться еще сильнее, укрыться пеленой счастливого пофигизма и отдаться во власть четырем умелым мужским рукам, которые так сладко ласкают, разминают, поглаживают мое тело. А ему, моему предательскому телу, так сейчас не хватает любви, ласки и заботы.

Внизу живота все напрягается, наливается приятной тяжестью. Все пульсирует в такт их движениям, поцелуям, покусываниям.

- Сластен, не болит нигде? – немного отрезвляет меня тревожный рык Бадоева, - Выдержишь нас обоих?

- Не знаю. – честно отвечаю, но как на миг представлю, что они сейчас остановятся, так и не начав изысканного десерта, так сразу кисло становится и больно физически, ведь внизу так все набухло, так все жаждет прикосновения, так молит о благостной разрядке.

- Мы осторожно, Настюш, -  Громов просовывает пальцы под пояс джинсов. Поддевает резинку трусиков, поглаживая бархатную кожу ягодичек, - если больно, дай знать, мы прекратим!

А вот не смейте! Слышите? Распалили девушку, а теперь прекращать хотят! Наглые неандертальцы! Что мне потом с осадками в моих трусиках делать?

Недовольно ерзаю в их объятиях, а Бадоев не теряется, хватает губами сосок, оказавшийся на против его лица. Облизывает его и дует. Коварный тип! Меня выгибает еще сильнее, словно он шокером меня прошил, а не дыханием собственного рта. Ласкает второй умело. Наслаждения я получаю не менее, чем с первым.

Да, мы сейчас в кабинете Громова, ну а где нам еще быть? Эти две грымзы пожаловались на меня Демиду и искренне злорадствовали, когда он сказал, что поговорит со мной у себя. Уже идя вслед за ним, ведомая его рукой, я примерно представляла себе, чем именно закончится этот разговор, и от этого осознания яростно сводило низ живота в тугой вихрь.

Бадоев зашел вслед за нами, но разговаривать, естественно, так никто из нас и не попытался. Какая неожиданность, правда, Инесса Викторовна?

Так как Бадоев оказывается ближе всего к моему животику, он тянется избавить меня от джинсов. В четыре руки меня ловко избавляют от штанов, сдирают трусики. Большое спасибо, что не порвали! Запасных у меня с собой нет. Вот незадача! Повторяюсь еще раз. Эндорфиы и прочие гормоны заблокировали мой мозг напрочь, иначе как объяснить то, что я легко разрешила уложить меня на кожаную обивку дивана. Очень бережно и осторожно. Словно вазу древнюю в контейнер с ватой.