Шрифт:
Закладка:
– И древние стихи.
– Древние стихи – явление неисчерпаемое и всеобъемлющее, – со знанием дела согласился Соул. – Жаль, мало кто сейчас разбирается в поэзии.
У меня смешок вырвался:
– Радуйся – у тебя меньше конкурентов в охоте за раритетными свитками. И ещё… – Я нервно облизнула пересохшие губы. Откуда-то взялось дурацкое смущение. – Если завтра не случится ничего непоправимого, и все останутся живы… Мы ещё поговорим как-нибудь?
Соул распрямил плечи и посмотрел на меня в упор – как рентгеном просветил.
– А вот сейчас я удивился, – сообщил он доверительным тоном. – Не могу ничего обещать, Трикси Бланш. Но если дней через десять ты готова будешь повторить свои слова – значит, поговорим. И, кстати, ты ведь обещала Орсе подружку? Не забудь. Она очень одинокий ребёнок.
Отвечать я не стала – махнула рукой в знак прощания и сбежала с холма. Ещё пять минут в том же духе – и я или размякну окончательно, или вспомню о своём страхе. И поди пойми, что хуже.
У подножья навстречу мне выскочила Орса с коробкой, источающей ароматы крепкой шерги и ореховых лепёшек. Лицо у девчонки тут же сделалось ужасно виноватое и независимое одновременно.
– Я не подслушивала, – заявила она громко. – И Соул что-то сделал, чтобы я ничего не услышала. И по губам я не читала. И вообще у тебя половина слов были какие-то не наши. И я не спрашивала у Соула, что они означают.
Честное слово, я уже начинала привыкать к её манере изъясняться. И как потом отвыкать-то?
– Вот и молодец. А теперь беги, твой брат без свежей шерги изнывает. Видимо, стихи в него всухомятку не лезут.
Она пригвоздила меня ревнивым взглядом – и прыжками понеслась вверх по холму. А я потрусила через духовитую траву, мысленно готовясь к разговору.
Перехватить Тейта удалось у самого дома. И то – чудом: рыжий заскочил буквально на минуту и явно намеревался рвануть куда-то по делам. Он разве что не приплясывал на месте от нетерпения, тем не менее выслушал меня и даже не поскупился потратить некоторую часть своей жизни на то, чтобы обдумать предложение Соула…
Примерно полторы секунды.
– Нет.
Это было спокойное, ясное и всеобъемлющее «Нет», романтичное и возвышенное, как небо в горах Арраски летней ночью. И без эмпатии понятно: человек, который способен говорить с таким упрямым и одновременно одухотворённым выражением лица, ни за что не передумает, какие бы ты аргументы ни привела. Вероятно, эмпатия высоких ступеней могла бы исправить положение, но не уверена. Или бесчеловечные пытки. Или вмешательство мастера Лагона. Или десять лет наедине с древней поэзией… Нет, последнее – пожалуй, слишком жестоко.
Но, так или иначе, сдаваться я не собиралась.
– Почему? Это хороший план.
– Плохой, – возразил Тейт, уставившись исподлобья. Химерическая птица положила ему голову на плечо и тоже замерла изваянием. – Я тебя не отдам.
Закатное солнце докатилось до кромки каменной чаши. В висках застучали тревожные молоточки: «время-время-время». Я сглотнула и мысленно отодвинула страх, но он тут же снова ткнулся в сердце. Точь-в-точь надоедливый, отвратительно грязный и больной пёс, который отчаянно любит хозяйку и не понимает, что может свести её в могилу.
– Но не навсегда же, – ответила я, стараясь говорить столь же спокойно и убеждённо. Куда мне до самоуверенности фанатика, впрочем… – Это понарошку. Такая игра против Эфанги. Он навязывает нам свои правила, а мы ему – свои.
Он не дал договорить – решительно отпихнул Шекки, подполз ко мне и схватил за плечи:
– Твоя жизнь – не игра. Нет никакого «понарошку», Трикси. Всё по-настоящему! – Глаза у него пылали – тусклым, холодным синеватым огнём, от которого в груди становилось больно и тесно. И попробуй-ка докажи себе, что это просто оптический эффект. – Я мог бы поверить Лао, ну, ещё кому-то из нашей мастерской. Девочкам своим, – ровно, без вызова произнёс Тейт, но пояснять, что за «девочки» такие, ему не пришлось. Правда, сейчас мне это было до фонаря, если честно. – Из чужих – Ригуми Шаа или Итасэ, для них ты ученица. Но даже Кагечи Ро – не поверил бы, хотя знаю его лет десять! Вот потому, что знаю, и не поверил бы! И тем более – Соулу, ну! Очнись!
Плечи онемели от крепкой хватки. Я заставила себя дышать размеренно, выравнивая сердцебиение.
– Когда-то я поверила тебе, хотя не знала вообще ничего. Ни о Лагоне, ни о том, как ты собирался использовать «добычу», ни о твоей одержимости силой. Но, знаешь, мне повезло.
Тейт проутюжил взглядом моё лицо, словно попытался отыскать что-то – и не нашёл, и на локтях откинулся на землю, запрокинув голову к небу.
– Повезло, ага. Я вообще-то собирался тебя обмануть. Но как-то закрутилось всё… А потом не смог. Но ты всегда была моей, Трикси, – скосил он на меня глаза. – С самого начала. Я тебя украл, мы связаны. А Соул тебе – никто. Да пусть он хочет нос утереть Эфанге, ну или ты ему нравишься. Всё равно он может тебя обмануть, если решит, что так лучше для всех. Вот подумает вдруг, что хватит тебе быть добычей, если есть такой простой способ это исправить. Или что лет десять у Эфанги в учениках – не срок, да и вообще тебе поучиться полезно. И знаешь, что? Ты ему никак не сможешь отказать, силёнок не хватит.
Я прикусила губу. Вообще-то мне в голову приходили схожие мысли, но интуиция твердила обратное. А дядя Эрнан обмолвился однажды, что интуиции эмпатов в отношении людей вполне можно доверять. И мистические предчувствия ни при чём. Ни один псионик не способен целиком контролировать свои способности – и полностью отключать: и «перегоревший» телекинетик, не вспотев, поднимет стокилограммовый чемодан и забросит его на верхнюю полку, а латентный биокинетик никогда не заболеет дурацкой простудой. И каждый будет считать, что ему просто повезло с организмом, и сверхспособности ни при чём. А любой эмпат, хочет он того или нет, чувствует собеседника – даже превосходящего по силе, даже полностью закрытого.
Соул мне понравился. Иррационально, вопреки всему.
С другой стороны, когда-то мне понравилась и Аринга…
– Он не причинит мне вреда, – произнесла я твёрдо. – Он действительно хочет помочь.
Тейт отвернулся.
– Если бы хотел, то вот прям сейчас пошёл
