Шрифт:
Закладка:
— Жаль, — огорчилась девочка. — Я бы хотела. Это ж сколько всего увидеть можно!
Посмотреть тут есть на что — перед нами раскинулся шикарный горный пейзаж, красивый настолько, что дух захватывает. Закатный свет заливает вершины, отражаясь в воде, которой заполнены долины. Горы и море — что может быть лучше? Всегда любил и то, и другое. Мы заглушили мотоцикл, вокруг воцарилась тишина. Только ветер свистит в ветвях кривых мелких деревьев, цвиркают птички, да где-то вдали блеют козы. Выехали из каменного, сложенного из больших валунов на глину, сарая, с трудом открыв его толстые деревянные ворота на ржавых петлях, и теперь стоим на площади небольшого горного селения. Каменные дома в зелени ползучих растений, ветхие жердяные загородки вместо заборов, заросшие травой крошечные огородики, подслеповатые окна… Тут живут или нет? Не пойму…
— Кхе-кхе, — прочистил кто-то горло у нас за спиной, и я подпрыгнул, схватившись за висящую на спине винтовку.
Возле домика сидит на лавочке древний-древний дед, одетый в серое и настолько неподвижный, что буквально слился с пейзажем. У него деревянная от колена нога, а вместо предплечья левой руки кустарный протез, вроде ржавой вилки на деревянном основании. Старик выглядит лет на тысячу, и кажется, что если попробует встать, то осыплется возле лавочки пылью. Но он и не пробует, сидит и смотрит.
— Э… Привет? — сказал я осторожно. — Не подскажете, где мы?
— Хур дереда закава мирд, — прошамкал дедуля беззубым ртом.
— Ни фига не поняла, — возмутилась Крисса, — это по-каковски?
— Закава? — повторила удивлённо Аннушка.
— Су копоре.
— Ты его поняла?
— Не, солдат, я не знаю языка закава. Никто почти не знает, нафиг он кому сдался. Но местность характерная. Странно, что я сразу не догадалась.
— Бывала тут?
— Никогда, но много слышала. Знаменитое было место раньше. Но что с ним потом сталось, не в курсе. В Мультиверсуме полно всего, не уследишь.
— Судя по всему, — огляделся я, — ничего хорошего тут не случилось.
— Кхе-кхе, — напомнил о себе дед. — Хороший ружьё твой.
— Ой, он говорящий! — восхитилась Крисса. — То есть нормальным языком!
— Почти забыть, — прошамкал этот аксакал. — Много год пройти. Я раньше хорошо говори ваш, торговай тут. Женщина торговай, коза торговай, мужчина нанимать помоги. Теперь старый совсем, один сиди, умирай жди.
— А где остальные? — спросила Аннушка.
— В горы уйти. Тут опасно, мымбарук ходи, коза лови-ешь. Коза мало совсем оставайся, без коза дети умирай.
— А ты чего сидишь тогда?
— Мымбарук жди.
— Зачем?
— Убивай его. Или он меня, — дед со скрипом наклонился, пошарил в траве, достал из-под лавки винтажный мушкет калибром с полкулака. — Мымбарук хитрый, хуррезавад, видит ружьё — не идти. Я тоже хитрый — ружьё прячь сиди.
— И давно сидишь? — спросил я.
— Давно. Но я старый, нога нет, рука нет, дела нет. Сиди, думай, смотри. Внучка есть приноси иногда. Мымбарук приходи, я тогда раз стреляй. Может, попади, может, нет. Хуррезавад!
— Экая драма, — почесал я в затылке, — а давно тут не ходят? Ну, через ворота…
— Другой мир кросс-локус ходи? Давно, не помню сколько. Раньше ходи, женщина бери, ружьё-патрон плати, еда плати, теперь нет. Ружьё-патрон нет, только такой ружьё, — дед показал свой мушкет, который, кажется, дульнозарядный. — Порох почти нет, раз-два стреляй.
Мне подумалось, что если дед однажды пальнёт из этой мортиры, то отдачей ему переломает половину костей.
— Еда совсем нет, — продолжил старик, — коза мало остаться, мымбарук съесть. Мужчина совсем не родись, один девка. Девка много — толку мало. Я раньше мог девка трахать, пять жена имел. Теперь старый стал, не могу, только внучка много, внук нет совсем. Мало люди закава оставаться. Совсем мало. Скоро не быть.
— Может, мы тебе поможем, дед? — спросил я. — Где там твой мымбарук?
— Нет, мымбарук в гора сиди, к тебе не ходи. Когда еда совсем мало стать, женщин на мымбарук охотиться начни. Много умирай, ружьё плохой, но один-два мымбарук убивай, съешь. Теперь мымбарук хитрый стать, к люди не ходи, коза лови. Мы коза уведи, думай, он голодный стать, меня не бояться, приходи меня есть, я его стреляй. Такой план. А вы его пугай, он не приходи, лучше голодный сиди в гора. Очень хитрый стал мымбарук, беда.
— Ну, его можно понять, — признал я. — Жить всем хочется. Скажи, дед, а другой кросс-локус тут есть?
— Там, на другой гора, — старик махнул ружьём в сторону, у меня аж ёкнуло с перепугу. — Я туда давно не ходи, туда плыть, я плыть не умей, а лодка нет. Раньше там мост виси, потом упади, чинить мужчина нет совсем, у меня рука один, у женщина рука из жопа расти.
— Мы сходим всё-таки глянем, ладно?
— Твоя ходи куда хоти, закава — свободный страна. Но смотри, чтобы женщина твоя не видел.
— Почему?
— Мужчина нет совсем, сильно хотят. Не отпусти тебя. Женщина много, ты один, тяжело тебе быть, я так думать. У тебе две женщина есть уже, но наши за тебя подраться, друг друга поубивай. Плохо быть!
— Да уж чего хорошего, — согласился я. — Ну да ничего, мы быстро, туда и обратно. Где там, говоришь, мост висел?
* * *
Моста действительно нет, но даже если бы был, то ничем нам не помог бы. Остатки наглядно выдают конструкцию из палок и верёвок, которая и в лучшие свои годы вряд ли являлась шедевром архитектуры. Женщина с козой — вот предел его пропускной способности. И то, обе должны быть худыми.
— Этот срез правда странный, или я просто мало видела? — спросила Крисса.
— На оба вопроса «да», — ответила Аннушка. — И ты мало видела, и срез необычный. Коллапс тут был очень давно, но всеобщей гибелью не завершился. То ли корректор вытащил фокус, то ли ещё что-то случилось, не знаю. Но потрепало его сильно — уровень моря резко вырос, и жизнь осталась только в самом высоком горном районе. Срез был, говорят, довольно развитым, но вся цивилизация осталась внизу, где и утопла, а выжили только горцы, суровые, но бестолковые. Вдобавок по какой-то причине стало рождаться очень мало мальчиков, диспропорция усугублялась тем, что они все были по горским понятиям воинами, то есть резали друг друга почём зря по поводу и без. Так бы все и сдохли, но срез оказался на удобном пересечении маршрутов — кросс-локусы, плюс репер, плюс Дорога.