Шрифт:
Закладка:
Охватившее меня разочарование заставило закрыть лицо ладонями.
Когда я опустила руки, вокруг опять была темнота.
Никакого стекла, никакого королевского ложа.
Правда, тапочки почему–то намокли.
Я пошла, хлюпая ногами, вперед. Потом поспешила назад. Но куда бы я не ступила, всюду была вода. Вытянув руки и делая осторожные шаги, боясь ухнуть в водную бездну с головой, я добрела до еще одной гладкой преграды.
Уже зная, что нужно делать, приложила ладонь к стеклу и пошла по кругу.
Внутри сферы находился бассейн, в котором, кроме обнаженного халифа и опять–таки меня, никого не было. Он только–только отлепил свои губы от губ той, которая сполна отхватила восточной сказки, и теперь смотрел на нее своим бархатистым взором и шептал: «Никуда я тебя не отпущу!»
«Я ваша навеки!» – хотелось крикнуть в ответ, в надежде, что восточная сказка повторится на бис, но уже с моим непосредственным участием, но обессиленная «я» повисла на руках халифа и позволила себя куда–то унести.
Меня вновь окружала темнота. Под ногами зашелестела трава…
Я предугадывала, чем закончится мое блуждание в черной мгле: очередным разочарованием.
Меня опять целовали, обнимали, совершали со мной всякие взрослые штучки, на которые способна фантазия вождя индейского племени, а я, стоящая в пижаме и подсохших от ветра, дующих в прериях, тапочках, грызла ноготь и злилась, что опять все пропустила. Не поняла, не почувствовала.
Месяц мягко освещал вигвам, где на плече Чингачгука спала его счастливая невеста, раскидав по шкурам койота свои золотистые волосы.
Как, оказывается, я глупо улыбаюсь во сне!
И похудеть надо бы.
Вон как бока выпирают из–под смуглой руки вождя.
«Я люблю тебя, Бледнолицая Луна!»
Что сказать? Приятно. Хоть этот момент застала.
«Вот и свиделись, Король Халифович Чингачгук. Хотела добиться своего и добилась. Вы меня, блондинку и не девственницу, целовали и обнимали. И шептали на ушко всякие глупости. Но отчего же такая тоска?»
Да. И лежать неудобно.
«Бо–о–ом!» – что–то громыхнуло так сильно, что я открыла глаза. Темно и тихо. Повертевшись, поняла, что от букета остались одни палочки–листочки. Видимо во сне я вволю потопталась по нему своими крутыми боками.
Крохотный бутончик вытащила откуда–то из–за пазухи.
Вот и вся любовь.
Я протянула руку, чтобы нащупать телефон, и не нашла его на тумбочке. Пришлось встать и включить в комнате свет. Шнур зарядки показал причину грохота – мобильник каким–то образом оказался в Галкином кувшине.
«Наверно, рукой смахнула, – подумала я, доставая телефон. – Хорошо, что не разбился».
Я посмотрела на ярко светящийся экран – всего–то три часа ночи. Еще спать и спать. Тут же вспомнился недавний сон. От него остался горький осадок разочарования, плавно перетекающий в тоску, от которой не заснуть, не всплакнуть. Вроде и видела то, о чем мечтала, а в то же время…
Я свернула простыню, собираясь вытряхнуть палочки–листочки в окно. И даже открыла его, но ворвавшийся морозный воздух отрезвил. «Дура я, зачем выбрасывать то, что заменяет «Любарум»? И вообще, чего я хотела от сухого букета? Что дает запах? Судя по тому, что снилось – ничего, лишь взгляд со стороны. А что если бы заварила как положено и выпила?»
Бережно стряхнув остатки букета в миску, открыла ноутбук и запросила «Успокоительный сбор №1». Уж если и делать отвар, то по всем правилам. Мысленно приказала себе даже не думать о том, чтобы вбить в строку заветное имя, которое так и не решилась запросить у поисковика с вечера. Только не сейчас. Хватит на сегодня расстройств. А вдруг выяснится, что Замков женат? Так и до утра не усну, а завтра опять на работу.
– Вот. Залить стаканом кипятка, дать настояться десять минут, пить за полчаса до сна после непосредственного приготовления, – прочитала я вслух.
Набрала свежей воды и включила электрический чайник. Аккуратно высыпала содержимое миски в ковшик и на глаз определила, что сбора на одну порцию хватит.
Как могла повытаскивала палочки–веточки, оставив только то, что должно принести пользу. Хрупкая лаванда осыпалась, и я не стала ковыряться и выискивать малюсенькие сиреневые цветочки. Она хоть и не входит в аптечный сбор, но тоже относится к успокоительным растениям. С ней даже чай заваривают.
Стоило чайнику закипеть, залила травку–муравку и накрыла ковшик блюдцем.
«Только до посоха морозильного не дотрагивайся!» – прозвучало наставление Морозко, данное киношной Настеньке, что натолкнуло на мысли об еще одном деде и его запрете. Короче, я повертела в руках розовый бутон и кинула туда же, где томились остальные травы.
Покой нам только снится…
Ты прости меня, мой сердечный друг!
Выйди ко мне,
не испугаюсь я больше вида твоего страшного.
«Аленький цветочек»
– Как долго тебя не было…
Я испуганно оглянулась.
Вокруг густой лес, через сплетение ветвей и солнца не видно. Запахи дурманящие в воздухе витают.
– Кто здесь? – пискнула я, крутанувшись на все триста шестьдесят градусов.
– Обещала до вечерней зари вернуться…
Я растопырила руками русский сарафан, расшитый узорами по подолу, на голове нащупала кокошник. Перебросив на грудь тугую косу, ставшую длиннее минимум на полметра, убедилась, что она сохранила свой первозданный колер.
Так. Блондинка, значит, уже годится. Нос воротить не станем.
– Обещала до вечерней зари вернуться… – не услышав ответа, с упреком повторил тот же голос.
– Да вроде и не сговаривались! – поддержала я разговор, а сама пошла туда, где раздражающей точкой светился яркий огонек, похожий на лазерный. Вот если бы такой светил мне в лоб или, скажем, ерзал по груди, наметившись на сердце, мигом кинулась бы на землю, подозревая, что в кустах залег снайпер. А так куда еще идти? Кругом дубы столетние да трава по пояс. Не в чащу же ломиться?
– Как не сговаривались? – удивился невидимый собеседник. – Все время приходила, развлекала своей непосредственностью, а вчера вместо дивного общения голая степь, да ковыль–трава от ветра по земле стелющаяся. Не по мне было то одиночество…
– Ну, допустим, не в первый раз пропускаю… – начала я, вспомнив ту ночь, когда мы с Галкой шампанское пили, но тяжкий вздох оборвал мою речь.
– Тогда я к тебе не привязался еще. И выбор дев доступных был немалым. А теперь… Никого кроме тебя…
– Чудовище! – одернула я неправедные речи. – Ну ты и чудовище! Выбор у него был… А каково мне? То коса не той толщины, то кокошник криво сидит.