Шрифт:
Закладка:
— Товаищ! Товаищ!
Меня кто-то дернул за рукав. Я обернулся и тут же отшатнулся. Позади стоял низенький мужчина в шубейке, бородкой клинышком и… проваленным черным носом. Говорил он неможно картавя, но вполне понятно.
— Вы кто? — я начал узнавать эту бородушку, высокие залысины на лбу, видные из-под бобровой шапки.
— Позвольте представиться! Ульянов-Ленин. Адвокат.
Точно он. Хитрый прищур, улыбка… Все совпадает. Куда же у него пропал нос? Неужели?..
— Очень приятно! — я пожал протянутую руку и тут же ее отдернул.
— Что же вы, батенька, пугаетесь⁈ Сифилис не передается через рукопожатия! А нынче его и лечить научились. Один архиважный укол… Только вот ждать долго, — Ильич тяжело вздохнул.
— Я врач, я знаю, как передается спирохета.
Вся очередь стоит в мертвой тишине, только и слышится хруст снега и стук каблуков.
— А у вас?.. — тут я замялся, не зная, как сформулировать корректно вопрос. А главное, деликатно. — Нейросифилис? Спирохета уже в мозговых тканях?
— Парасифилис! — наставительно произнес Ильич. — Употребляйте правильные термины! А еще доктор…
— Да какой он доктор⁈ — заволновалась очередь.
— Взял врачебный чемодан и изображает из себя невесть что!
— Шарлатан…
— Вперед пролезть хочет, за уколом. Первым быть!
— Гнать его в шею!
Меня начали выталкивать из очереди, почему-то разворачивая против своей оси все сильнее и сильнее. Санкт-Петербург закружился в каком-то странном танце, картинка погасла. И тут же зажглась снова.
Я лежал раздетый в кровати, рядом ходил кот. И нет, это не была спальня княгини. Я очнулся в своей московской комнате образца двадцать третьего года. Я посмотрел на мурмяу. Да это же мой Барсик!
— Бас! Ах ты…
Я чуть не выругался матом от чувств, которые меня начали обуревать.
— Тварь полосатая? — по-русски заговорил со мной кот. — Усатый плут?
— Сейчас же! Слышишь? Сейчас же объясни, что происходит!
— Вот прямо сейчас?
Кот запрыгнул мне на грудь, я попытался дернуться и с ужасом понял, что… опять парализован. И дышать мне от туши мейн-куна становится все тяжелее и тяжелее. Я начал задыхаться. Как в тот раз.
— Сей… час же… Грх… грх
Перед глазами появилась красная пелена.
— Уже можно? Начинать?
Тварь такая…
— Грх…
И тут я проснулся. В ужасе и холодном поту. Сходить, что ли, в церковь и свечку поставить? Ну не могут такие сны просто так приходить!
Со мной случился сон во сне. Бывает. Говорят, большей частью так только кажется. Конечно, он был вызван исключительно думами о работе и телеграммой Романовского. Надо заканчивать обзоры Машука и возвращаться. А то там человечество пора спасать, а я тут занят непонятно чем. Вернее, понятно чем, но хорошего, как говорится, помаленьку.
* * *Бал у мэра Пятигорска будут еще долго помнить. А как же, два Великих князя, Великая княгиня. Весь цвет окрестного дворянства собрался. Даже меня просили поспособствовать получить приглашение. Надо было замутить, по тысяче за билет. Это превзошло бы аферу Чичикова.
Звезды кавминводской аристократии напомнили мне сочинение Михаила Салтыкова «Пошехонская старина». Литературную новинку мне презентовал сам городской голова после просьбы дать что-нибудь почитать. Веселая книга, кстати. Странно, что ее не раздерибанили на цитаты, как это случилось со «Стульями» и «Мастером». Я так сразу вспомнил: «Барышня спрашивают, для большого или малого декольте им шею мыть?».
Кстати, о девицах. Я только вообразил, какую мишень для матримониально настроенных мамочек я представляю. Так и будут порхать вокруг меня с вымытыми для большого декольте шеями. Мало того, что танцор из меня тот еще, так и желание делать это… отрицательное. И я придумал железную отговорку. Скажу, что повредил ногу во время конной прогулки. Одолжу трость, и буду старательно изображать хромого. Надо только Лизу предупредить, чтобы не пугалась…
Само мероприятие состоится в зале Николаевского вокзала. Поначалу Федор Яковлевич думал организовать всё в общественном собрании, где танцевальные вечера, как правило, и случаются, но под влиянием неопровержимых аргументов, высказанных женой, большей частью телепатическим путем, мнение изменил.
Золотой души человек Анна Викторовна. Она и благотворительностью занимается, и мужа консультирует, и трость, довольно стильную, мне нашла. А я ведь только намекнул на нежелание участвовать в танцевальной программе.
— Ни слова больше, дорогой Евгений Александрович, — прервала она мои междометия. — Понимаю. Сейчас, одну минутку.
— Да не стоит…
— Вот и я говорю, что не переживайте, — она задумалась на секунду, быстренько забежала в дом, и вынесла трость, на ходу вытирая ее от пыли салфеткой. — Вот, в прошлом году Федя подвернул ногу, пришлось купить. Ну-ка, попробуйте, по росту должна подойти.
За легкую ротанговую тросточку с набалдашником из горного хрусталя мне пришлось рассказывать байки о жизни аристократов минут тридцать. Довольно выгодный обмен. Зато ни одну барышню не подсунут.
На бал я пошел пешком. Богдановы приглашали прокатиться с ними, но тут совсем недалеко, так что я отказался. Метров через сто понял, что поступил опрометчиво, потому что обувь моя запылилась. К счастью, предприимчивый чистильщик обуви, расположившийся в паре десятков шагов от входа в парк «Цветник», спас от позора.
Впрочем, от городского головы просто так отделаться не удалось. Я-то надеялся затаиться в уголке, дождаться Лизу с ее родственниками, выполнить обязательную программу поклонов и расшаркиваний, после чего скрыться. Сенсорное голодание — штука серьезная, но не до той степени, чтобы взирать на танцующих. Но меня схватил за руку Федор Яковлевич, и начал представлять местным начальникам. На кой ляд мне надо улыбаться и обсуждать погоду с правительственным комиссаром Башкировым? Только потому, что он действительный статский советник? И что? Кто такие группные врачи?
