через которую ухмылка выглядела столь чудовищной, что ей хотелось бежать как можно дальше. Она силой заставила себя усидеть на месте.

— Эмилия, я презираю всех женщин, как представителей женского рода, как алчных самок, но уважаю в них человеческое. Ни одна из вас не способна заставить меня поднять копьё!

Он издевался и шутил, прихлёбывая бренди.

— Почему? Раз уж ты решил быть откровенным?

— Может, всё же соизволите не тыкать мне в ответ?

— Нет, Лаэрт. К своему супругу я буду обращаться наедине только на «ты» и никак иначе. Или даже этого права у меня нет?

— Хорошо. Почему… Почему я не могу иногда взирать на женщин без содрогания? Почему один вид вашей вечно мокрой и голодной щели вызывает у меня отвращение?..

— Можешь опустить оскорбляющие подробности, но в целом — да.

— Нет, милая, без подробностей не получится.

— Я слушаю, — вздохнула Эмилия и поднесла бокал губам, который оказался пустым. Она и не заметила когда успела выпить столько…

— Я рос без матери. Бедняжка была редкой красавицей, но слаба телом и болела чахоткой. Я помню её смутно. Отец так и не женился. Разумеется, это не означало, что у него не было связей. Некоторые из них проходили хоть и за закрытыми дверьми, но так явно, что сомнений не оставалось — отец любил женщин. А недостаток женской руки в моём воспитании он восполнял тем, что частенько оставлял меня у своей младшей сестры. Мне нравилось проводить время с Мирандой, она была старше меня лет на пятнадцать, остроумная и бойкая. Живая и озорная настолько, что порой мне казалось, будто она — моя ровесница. Однажды она спросила меня, скучаю ли я матери, и часто ли водит отец женщин. А потом заговорщическим тоном решила объяснить, что к чему происходит за закрытыми дверьми. В те десять-одиннадцать лет я уже имел представление. Но, разумеется, не настолько полное. Миранда…

Лаэрт замолчал и крепко стиснул бокал рукой, а затем, рассмеявшись, продолжил:

— Миранда была заядлой курильщицей опия. Наверняка, в тот раз она накурилась им особенно сильно или… В целом, мне плевать, по какой причине она решила приобщить меня к искусству плотских утех в столь раннем возрасте. Поначалу она просто начала раздеваться, постепенно. Велела потрогать свою грудь сначала пальцами, а потом приникнуть к ней губами. Я отказался, но получил затрещину и обещание рассказать отцу, какой я негодник. Для первого раза оказалось достаточно. Потом всё вернулось на круги своя. Но на этом Миранда не остановилась, это повторилось ещё раз через некоторое время, а потом ещё… Уже через месяц ни дня в её обществе не проходило без раздевания и моих постыдных поцелуев её груди, во время которых она, задрав юбки, ублажала себя. Пока не решила перейти к следующему этапу моего обучения, вынуждая вылизывать свою мокрую щель так, чтобы ей было приятно. Мог ли я пожаловаться? Не знаю. Отец всегда был довольно суров, и навряд ли бы поверил россказням сопляка, списав всё на возраст, во время которого иногда просыпаешься с эрегированной, словно деревянный кол, плотью. О, Миранда добралась и туда!.. Эта гнусная падаль отсасывала у подростка-юнца так жадно и неистово, словно никогда не имела дел с мужчиной и укладывала меня на себя, раздвигая ноги так широко, что мне казалось, будто она сожрёт меня, заглотив своим лоном целиком. На счастье, я в то время уже подавал успехи и был отправлен отцом в закрытый пансионат для мальчишек. Нужно ли говорить, что именно там я познакомился с одним из своих первых любовников. Ублажать мужскую плоть оказалось намного приятнее, так же как и вонзаться в тугое, узкое отверстие, не извергающее потоки мерзкой слизи в процессе… Я редко бывал дома и не пересекался с Мирандой наедине вплоть до окончания пансионата. К выходу из которого уже понял, что мои пути с женским полом расходятся в разные стороны. Не единожды я пытался проникнуться тем, что зовут возбуждением перед женщиной, но каждый раз перед глазами вставала Миранда, стонущая и толкающая мне в рот своё лоно. Проще говоря, ни одной самой опытной блуднице не удалось вернуть меня на стезю отношений с женщинами. Миранда, завидев меня после окончания, была приятно удивлена и чертовски возбуждена. Я читал это в её глазах, горевших мерзкой похотью, и слышал это из её уст, когда она, столкнувшись намеренно в тёмном полупустом коридоре, прижалась всем своим телом и начала стонать мне в рот о своей пагубной страсти. Мой маленький сладкий мальчик, давай вернемся к нашим невинным шалостям, умоляла она, растирая себя внизу и доводя до исступления. Сладкий мальчик согласился с ней встретиться наедине, вдалеке от посторонних глаз. Лёгкая пешая прогулка в живописной гористой местности. Укромная тайная пещерка, путь к которой пролегал через небольшую, но глубокую пропасть с подвесным мостом. Бедняжка горела таким огнём нетерпения, что оступилась и не смогла удержаться. Её голова треснула, как перезрелая тыква, разбившись о камни. Миранду нашли не скоро. Очень не скоро. Кроме меня никто не знал, куда она направлялась. Случайно пастух увидел безобразно распухшее тело, которое уже жрали черви… Жаль. Она была ещё так молода.

Эмилия сидела без движения, поражённая рассказом Лаэрта. Он казался ей высеченным из мрамора, таким ранимым и одновременно с тем жестоким. На верхнюю часть лица ложилась густая тень. Глазницы его вдруг почудились ей абсолютно пустыми, чёрными бездонными провалами, через которые сочилась тьма. Она дёрнулась на месте — наваждение пропало. И ей захотелось стереть своими объятиями весь тот мрак, что гнездился внутри. Слепо она подалась вперёд, порывисто обняв и прижавшись к нему губами. Но он резко отпрянул и удержал её на расстоянии вытянутых рук.

— Эмилия, вы разве не слышали меня? Я ценю вас, но не надо пересекать черту, зайдя за которую вы падёте на один уровень с мерзкими моей натуре самками.

Глава 13. Принятие реальности

Лицо вспыхнуло так, словно к её щекам приложили раскалённые докрасна клейма, прожигающие кожу насквозь.

— Ты жесток. Я не заслужила подобного обращения и не желала тебе зла. Если бы я знала, если бы только был намёк с твоей стороны…

— То что?

— Я бы не думала о браке вовсе.

— Бросьте, дорогая моя. Ваше тщеславие и амбиции бегут впереди вас самих. Уверен, что вы бы посчитали мои намёки некой фривольностью или своего рода пикантной подробностью не более того. А рассказывать вам то, что рассказал сейчас, я бы точно не стал. На тот момент уровень