Шрифт:
Закладка:
— Хамбуга? Ты сказать «хамбуга» и потом ешь.
Рут очень хотелось заговорить, но она боялась все испортить. Всего одно слово — и все хорошее, что появилось в ее жизни, исчезнет. Она покачала головой.
Лу Лин уговаривала ее, пока блестящие капли жира на котлете не превратились в уродливые белесые пятна. Тогда Лу Лин убрала котлету в холодильник и поставила перед Рут тарелку рисовой каши, которая в любом случае была полезнее для здоровья.
После ужина Лу Лин прибрала на обеденном столе и приступила к работе. Она достала чернильницу, кисти и рулон бумаги. Быстрыми и идеально точными движениями написала большие китайские иероглифы: «Закрываемся. Последние дни работы! Ни одно предложение не будет отвергнуто!» Готовое объявление было отложено в сторону на просушку, и Лу Лин отрезала новый кусок бумаги. Рут, которая в это время смотрела телевизор, заметила, что мать не сводит с нее глаз.
— Почему ты не заниматься? — спросила Лу Лин. С самого детского сада она заставляла Рут читать и писать дома, чтобы «на прыжок» опережать остальных в классе.
В ответ Рут приподняла руку в гипсе.
— Иди сюда, сядь, — сказала мать по-китайски.
Рут медленно поднялась. Ну вот, мать снова взялась за свое.
— Теперь держи вот это. — Лу Лин вложила кисть в левую руку Рут. — Напиши свое имя.
Ее первые попытки были неловкими, и «р» получилась почти нечитаемой, а палочки «т» грозили сбежать с бумаги. Она захихикала.
— Держи кисть прямо над бумагой, не под наклоном, — распоряжалась мать. — И касайся бумаги легко, вот так.
Следующие попытки удались лучше, однако имя расползлось на всю бумагу.
— А теперь попробуй писать мельче.
Но буквы просто стали похожи на кляксы, оставленные мухой, искупавшейся в туши и упавшей спинкой на бумагу. Когда пришло время идти спать, их урок по каллиграфии насчитывал почти двадцать листов бумаги, исписанных с обеих сторон. Это было и странно, и непривычно, и говорило об успехе. Лу Лин никогда и ничего не расходовала зря. Она собрала исписанные листы, сложила их и отнесла в угол комнаты. Рут знала, что она использует их позже как черновики для собственной каллиграфии, как промокашки для кистей и подставки под горячее.
На следующий вечер, после ужина, Лу Лин поставила перед Рут большой чайный поднос, наполненный гладким влажным песком, собранным на школьной площадке.
— Вот, — сказала она. — Тренируйся, пиши этим. Она протянула левую руку, в которой была палочка для еды, и написала на песке слово «учиться». Закончив, Лу Лин этой же палочкой снова разровняла песок.
Рут тут же последовала ее примеру и обнаружила, что на песке писать значительно проще и гораздо веселее. Песок и палочка не требовали такой тонкости техники каллиграфии, как кисть и бумага. Рут могла писать с нажимом, который позволял разгрузить руку. Она написала свое имя. Здорово! Это было похоже на игру с «Волшебным экраном», который ее кузен Билли получил в подарок на прошлое Рождество.
Лу Лин подошла к холодильнику и вытащила холодную котлету.
— Что ты хочешь на завтра?
И Рут написала в ответ: «Бургер».
Лу Лин рассмеялась.
— Ха! Ну теперь ты можешь отвечать!
На следующий день Лу Лин принесла чайный поднос в школу и наполнила его песком с той же части площадки, где Рут ушибла руку. Мисс Зондегард разрешила Рут отвечать таким способом. И когда во время контрольной по арифметике Рут подняла руку и нацарапала на песке цифру семь, все дети повскакивали со своих мест, чтобы посмотреть. Вскоре все только и говорили о том, что тоже хотят писать на песке. В перерыве Рут была очень популярна. Дети собрались вокруг нее и наперебой просили:
— Дай мне попробовать!
— Мне! Мне! Она сказала, что мне можно!
— Ты должен писать левой рукой, иначе нечестно!
— Рут, покажи Томми, как это делать! Он такой тупой.
Они вернули палочку Рут, и она быстро и легко писала ответы на их вопросы.
— Рука болит?
«Немного».
— Можно потрогать твой гипс?
«Да».
— Рики любит Бетси?
«Да».
— Мне подарят велик на день рождения?
«Да».
Они обращались с ней так, словно она была Элен Келлер[9], гениальная женщина, не позволившая болезни помешать ей стать тем, кем она стала. Как Элен, Рут просто надо было приложить немного больше усилий, и, возможно, именно восхищение ее упорством и помогло ей стать сильнее и умнее. Даже дома мать стала спрашивать ее:
— Что думаешь?
И все это только потому, что Рут приходилось писать ответы на ее вопросы на песке.
— Как тебе соевый творог? — однажды вечером спросила Лу Лин.
И Рут написала: «соленый». До этого она никогда не позволяла критиковать то, что готовила мать, но сейчас Рут воспользовалась тем, что мама сама заговорила о своем блюде.
— Я тоже так думать, — отозвалась Лу Лин.
Потрясающе! Скоро мать стала спрашивать ее мнение по самым разным поводам.
— Идем в магазин за продуктами на ужин сейчас или потом?
«Потом».
— Как насчет биржи? Если я сделать вложение, мне повезет?
«Повезет».
— Нравится это платье?
«Нет. Уродливое».
Лу Лин нахмурилась и пробормотала на мандаринском наречии:
— Твоему отцу оно нравилось, и я не могу его выбросить. — Ее глаза стали влажными, она вздохнула и спросила на английском: — Как думаешь, твой папа скучать по мне?
Рут быстро написала: «да», и мама засияла. И тут у Рут появилась идея. Ей всегда хотелось маленькую собачку, и сейчас было как раз самое время об этом попросить. Она нацарапала на песке: «собачка».
Из груди матери вырвался сдавленный всхлип. Она смотрела на это слово и качала головой, не веря своим глазам. Ну что же, этому желанию просто не суждено сбыться. Но тут мать принялась повторять на китайском:
— Собачка! Собачка!
Она вскочила, ее грудь ходила ходуном.
— Драгоценная Тетушка! — наконец воскликнула она. — Ты вернулась! Вот твоя Собачка! Ты меня простила?
Рут отложила палочку. Лу Лин теперь всхлипывала не переставая.
— Драгоценная Тетушка! Ах, Драгоценная Тетушка! Как жаль, что ты умерла! Это я во всем виновата. Если бы только я могла изменить судьбу! Я бы лучше убила себя, чем страдала без тебя!
О нет! Рут поняла, в чем было дело. Мать иногда рассказывала о призраке этой Драгоценной Тетушки, который витал в воздухе. Она поступила неправильно и в результате оказалась на самом «краю мира». Все плохие люди отправляются в бездонную пропасть, где их никто никогда не найдет и где
