– Что…

Продолжить дух не успел. Совсем как в тот раз, в джунглях, с Мендельном, Ульдиссиан целиком отдался на волю простейших чувств. На что-либо иное времени не было.

Из груди его – из того самого места, где камешек коснулся тела, вырвалась струя буйного оранжевого пламени.

Великан отчаянно взвыл. Испепеляющее пламя мигом сожгло его кожу, и жилы, и мускулы, и потроха. До жути уродливое, лицо его приобрело еще более жуткий вид: смертоносные силы лишили Малика губ и век, вскипевшие глаза лопнули, испарились, нижняя челюсть безжизненно пала на грудь.

Мучитель Ульдиссиана мешком рухнул на спину.

В тот же миг чары, удерживавшие Диомедова сына в плену, наконец-то рассеялись. К несчастью, при этом Ульдиссиан, изнуренный, измученный не только долгой борьбой, но и пытками Зоруна Цина, упал на каменный пол. Защититься он был не готов, а посему падение стоило ему изрядных ушибов и, что самое главное, потери сознания.

В чувство его привели чьи-то голоса… а может, всего один голос, снова и снова эхом отдающийся в голове. Перевернувшись на бок, Ульдиссиан оказался нос к носу с выворачивающим наизнанку желудок зрелищем – обгорелым трупом. Почерневшие пальцы руки мертвеца дрогнули, скрючились, и на миг Диомедову сыну показалось, будто Малик сумел уцелеть, однако тело тут же вновь замерло.

Весьма сомневающемуся, что ему хватит сил повторить то же самое, явись сейчас по его душу Зорун Цин или кто-либо еще, Ульдиссиану хотелось лишь одного – убраться из тайного прибежища мага, да как можно дальше. Как можно дальше…

С этой мыслью он и исчез.

* * *

Зорун никак не мог понять, отчего трое старейших магов, возглавляющих службу охранителей правопорядка при совете кланов, взяли на себя труд явиться в его жилище, и, мало этого, сомневаются в каждом его слове, точно заранее зная, что он солгал. Чар истины он не чувствовал и был твердо уверен: сотворить таковые незаметно для него, Зоруна Цина, этим троим – даже рослому, сухощавому Нурзани – при всей их одаренности не под силу. Проделай один из них нечто подобное, уж он-то, Зорун, учует это немедля.

Однако трое в просторных, оранжево-коричневых плащах с узкими островерхими капюшонами, означавшими принадлежность к ордену правоохранителей, возвышались перед ним, точно воплощения самой смерти. Темное, как сама тьма, лицо Кетхууса тень капюшона скрывала почти целиком – кроме коварно поблескивавших глаз, единственного, что оставалось на виду. В сравнении с Кетхуусом Амолия, дочь древнего рода асценийских поселенцев, потомки коих ныне заселяли почти всю северную часть столичного города, казалась бледной, как привидение. Ее кожа была светла, словно кость, и Зорун знал: проведи она на солнце хоть целый день – никакой разницы не заметишь.

– Гильдия Купцов настаивает на всестороннем расследовании гибели мастера Фахина, – спокойно, без запинки проговорила Амолия, – и мы, разумеется, пошли им навстречу.

Этого Зорун вполне ожидал: через купцов, благодаря их разветвленным торговым связям, многие из его соперников добывали диковины, необходимые для личных магических изысканий. Самого Зоруна гибель Фахина в сем отношении никак не затронула, но, весьма вероятно, здорово помешала чародейским занятиям многих членов совета.

Однако удовлетворительные для каждого ответы на все мыслимые вопросы он дал им еще в самом начале, сообщая нанимателям о своей «неудаче» и «кровожадности» Ульдиссиана. Придумать, что рассказать совету, оказалось довольно просто – так он после Терулу и похвастал.

Тогда почему же в истории Зоруна вдруг возникли сомнения?

– Я с радостью вновь изложу все факты, будучи вызван на судебные слушания, – отвечал он, понимая, что иначе ответить не может.

А впрочем, не страшно. К началу судебного разбирательства все неувязки, возникшие в его истории, точно по волшебству, будут устранены.

– Считай, что ты уже перед судом, Зорун Цин, – негромко проговорил Кетхуус.

Чахлый Нурзани, чьи силы Зорун не без веских на то причин уважал более всего, поднял костлявую руку. Двери парадного входа на миг озарились вспышкой желтоватого света.

– Большинством голосов, – удивительно звучным, глубоким баритоном объявил скелетоподобный маг, – совет кланов предоставил нам право начать официальное расследование содеянного тобой, второй сын Лиова Цина.

Помянутое кем-либо из этих троих, имя прославленного отца не предвещало ничего хорошего. Сие недвусмысленно свидетельствовало: Нурзани ничуть не опасается оскорбить хозяина дома, напомнив о том, что Зорун – не ровня славному предку и даже не первый из его сыновей.

Захваченный врасплох, Зорун лихорадочно размышлял, как повести разговор дальше, и в то же время всей душою желал, чтоб какая-нибудь неожиданность отвлекла эту троицу от дознания.

И тут здание вздрогнуло, затряслось снизу доверху. Фиалы с редчайшими снадобьями и прочие реликвии волшебного свойства, расставленные на почетных местах в общей зале (так кеджани называли изысканно меблированные покои, куда провожали гостей дома первым делом), со звоном и грохотом попадали на пол. Ток неукротимых, могучих сил, хлынувших сквозь пол и стены, почувствовал не только хозяин, но и все остальные – это Зорун знал точно, даже не видя их лиц. Такое почувствовал бы любой уличный лоточник без единого проблеска дара за душой.

Однако лоточник, не в пример Зоруну, со всех ног бросился бы как можно дальше от их источника… а не помчался бы прямо к нему.

Увы, у Зоруна иного выхода не было. Внизу случилось нечто непостижимое, и, дабы хоть как-то спасти положение, ему следовало выяснить, в чем дело, прежде нежданных гостей.

– З-Зорун Цин! – окликнула его Амолия, с трудом удерживаясь на ногах. – Тебе не дано… не дано позволения оставить нас!

Не обращая на нее никакого внимания, бородатый маг одним прыжком миновал двери, ведущие в глубину дома, и при помощи волшебства наглухо запер их за собой. Конечно, таким образом он выигрывал, в лучшем случае, пару минут, но эта пара минут могла оказаться решающей. Сбегая по каменной лестнице к самому сердцу своей святая святых, Зорун тщетно искал логическое объяснение неведомой катастрофы. Терул ничего тронуть не мог. Что-что, а запрет прикасаться к чему не приказано хозяин вбил ему в головенку намертво. Следовало полагать, нечто ужасное произошло с магическим начертанием, державшем асценийца в узде, и слуга к этому каким-то образом да причастен… в противном случае все это значит, что асцениец развеял сдерживавшие его чары сам.

Быть может, дошедшие до чародея россказни на самом деле преуменьшали могущество Ульдиссиана уль-Диомеда? Нет, в подобное Зорун поверить не мог… но какова же тогда разгадка?

Распахивая деревянные двери у основания лестницы, он приготовил посох к сотворению любых необходимых защитных чар, однако никакой опасности внутри не оказалось. Только сплошной разгром.

Стены комнаты почернели, будто по ней пронесся жуткий пожар. Все сокровища Зоруна, все инструменты, все волшебные вещи, собранные им на протяжении долгой жизни, превратились в золу либо бесформенные оплавленные комья металла.