Шрифт:
Закладка:
Большой глоток вина, пальцы подрагивают. Разум напрочь заплыл эмоциями, атмосфера лёгкости испарилась. Неужели так будет всегда, я буду помнить, вспоминать и мучиться. Расплата за ошибку.
Бросаю на него взгляд украдкой, хищно наблюдает за каждым движением, за каждым вздохом. Тушит сигарету, грубо сминая окурок. Официант приносит заказ, расставляет перед нами красиво оформленные порции салата.
— Что с тобой? — берёт за руку. — Смотришь затравленно. Поделись, чего ты боишься? Я не умею как ты. Ничего не понимаю. Дина.
— Потерять тебя… — голос дрогнув сел.
— Ты меня не потеряешь, — гладит пальцы, переплетая со своими крепко сжимает.
Смотрим друг на друга, я просто хочу любить и быть рядом. Морально устала, убита, истощена. Вверх, вниз, вверх, вниз… Больше не выдержу.
— Ешь, уверен, сегодня ничего не ела. Будешь нервная пока не поешь.
Криво улыбаюсь. Он даже это знает.
— Не хочется.
— Ешь, — приказывает строго.
Состряпав обиженный вид, берусь за вилку и пробую салат. Не люблю, когда разговаривает в таком тоне. Со мной надо ласково.
— Ещё скажи не вкусный, — внимательно наблюдает.
— Не очень… — убедительно морщусь.
— Ох, Дина, ты такая капризная, — смеётся. — У меня таких никогда не было.
Замираю с вилкой недонесенной до рта. Удар в самое сердце пронзает болью. В солнечном сплетении затягивается узел, заставляя сжаться и похолодеть… Он меняется в лице.
— Дин, прости… — испуганно звучит, даже скорее неосознанно.
Хватает за руку, не знаю, что сейчас говорят мои глаза, но Заруцкий испугался и сожалеет. Упрямо вытаскиваю из его пальцев свою заледеневшую ладонь и сосредоточенно принимаюсь за салат. Снова курит. Переживает, нервничает, злится, а я не понимаю его чувств, я их просто осязаю в воздухе и пытаюсь игнорировать.
— А какие были? — вопрос срывается с губ против воли, это стерва заговорила в голос.
— Дин, я не это имел в виду.
— А что ты имел в виду? — слышу себя будто со стороны, тон сочится злобой.
— Я ничего страшного не сказал. У меня таких как ты не было. Ты такая у меня одна.
— А других много? — не унимается злобная стерва внутри.
Никак не получается с ней справиться. Она буквально заполнила каждую клеточку ядом, дёргает за верёвочки и отдаёт указания.
— Дина! — предупреждающе рычит Заруцкий, склоняясь над столом в попытке приблизиться ко мне. — Ты бы только знала, как мне с тобой тяжело. Постоянно слежу за собой, как бы чего ни сказать, как бы что-то не то ни сделать, боясь ранить тебя нежную.
В шоке выдыхаю. Приборы падают из рук со звоном на стол. Осушаю бокал с вином залпом, а хочется плеснуть ему в лицо, как я его сейчас ненавижу. Не-на-ви-жу. Проговариваю про себя по слогам. Пугаюсь собственных мыслей, слеза обиды сбегает по щеке, ловлю тыльной стороной ладони. Пристально смотрит, злой, глаза метают молнии. И ни капли сожаления, скорее освобождение. Как давно хотел мне это сказать?!
— Когда почувствовал, что могу тебя потерять, понял, почему так происходит. С тобой нельзя быть самим собой. Постоянно боюсь тебя обидеть, расстроить. Ты тепличное растение, не надо, не принимай близко к сердцу, это всего лишь сравнение. Родители создали тебе иллюзию самостоятельной жизни, но это не так. Ты до сих пор обидчивый, наивный ребенок под крылом заботливых мамы и папы. У тебя сестра живёт в реальности, она будто старше, а ты в розовых грёзах, как маленькая девочка. Дин, мне тяжело.
— Так всегда боялся ранить меня ранимую, живущую в розовых грёзах, поэтому изменял. Я и половины не знаю… Сколько их было? — перехожу на зловещий шёпот. — Так следишь за собой, что я не раз узнавала об изменах. Может и не пытался скрывать, всегда знал никуда не денусь. Хотя да, ты уже признавался в этом.
Не верит своим глазам, не верит своим ушам, смотрит словно не узнает. Читаю это по его лицу. Остановиться не могу, мной завладела маленькая, но очень злобная стерва. Наверное пожалею о данном разговоре, сейчас уже поздно он начат и я хочу его закончить.
— Как ты любишь такое чудовище? Если считаешь, что я в открытую… косячил. Никогда не хотел сделать тебе больно. Не знаю как, не знаю почему, ты оказывалась там, где тебя не должно было быть.
В таком тоне Заруцкий никогда со мной не разговаривал.
— Чувствовала! Запаз одеколона приметный. — бросаю ему в лицо.
Прищурившись, Заруцкий обдаёт меня негативом. Поливает как из ведра, ощущаю кожей, внутренностями. Как она может такое мне говорить, как она смеет, так со мной разговаривать. Бедный, звезда в шоке. Подставляю пустой бокал, наполняет. Скрестив взгляды в немой дуэли обмениваемся непонимаем и гневом.
— Я тебя не узнаю…
— Я сама себя не узнаю, — отпиваю неторопливо.
Остро ощущаю на языке вкус вина, медленно глотаю, меня это не успокаивает и я жадно делаю ещё глоток и тут же отставляю бокал.
Заруцкий не отрывает от меня взгляда, продолжая сверлить, пытается рассмотреть во мне… Что? Ту глупую дурочку? Он не заметил? Её больше нет! А любил то он эту глупую, доверявшую ему дуру в розовых очках. Перепады высоты с играли роль и я чувствую, как меня грызет изнутри ревность, недоверие, подозрения. Не верю! Не верю больше! Не верю! Мне больно, но усмирить я это не в силах. Оно сожрёт меня окончательно. Раньше верила, отдавалась его рукам, ему целиком, теперь больше не верю. Буду рыдать, буду умирать, буду просить лишить меня жизни, будет нечем дышать, все это будет, я знаю, как и то что сейчас ночь. Знаю диагноз и хочу излечиться. Я настолько зависима, что боюсь шансов исцеление нет. Не понимаю откуда это беру, осознание идёт изнутри, так словно всегда знала, как само собой разумеющееся.
— Отвези домой, я устала, — удивляюсь, как могу говорить так спокойно.
В голове лёгкость и тело хочет отдыха, чувствую текущую по венам расслабленность. Действие вина на голодный желудок. Как-то резко отпустило и стало параллельно.
Заруцкий молчит и продолжает смотреть на меня. Злится, грудь заметно вздымается. В какой-то момент даже кажется слышу тяжелые удары его сердца или не так, ощущаю как бьётся.
— Сожалеешь о потраченном зря времени? Я того не стоила? — меня уже не остановить, сама себя боюсь, но ничего поделать не могу.
— Дина! Закрой рот! — рычит и просит счёт у появившегося, как всегда, вовремя официанта.
Глаза Заруцкого сверкают, он в бешенстве. В такой форме заткнуть пытается впервые.
— Кто ты такой, чтобы затыкать мне рот? Вообще не смей
