Вообще И. К. многое делал не так, как все и иногда вел себя загадочно. Уже после начала перестройки, когда народ побежал из ВЭИ не тоненьким ручейком, а бурным потоком, исчез и Иван. При этом он, вроде бы, не увольнялся, и никто не знал, что с ним приключилось. Но, спустя несколько месяцев после его исчезновения, кто-то из сотрудников с изумлением увидел его на территории. Иван деловито куда-то шел, неся на плечах мешок. Осталось покрытым мраком тайны, откуда и куда он шел, что или кого нес в мешке, купил, украл, получил в дар или сам создал его содержимое. А также все остальное.

Вообще-то его раз-два в год забирали туда, где небьющиеся стекла, а потом возвращали в лоно родного ВЭИ отдохнувшего, притихшего и чуть более контактного. Ну и лоно — вздохнула бы С. Однажды, когда Иван опять загремел «туда», начальство собрало отдел и начало обсуждать, кто должен проявить дружеские чувства. Все отнекивались — огород копать надо, теща больно, жена просила сделать нечто по дому и т. д. В какой-то момент зашедший на огонек, то есть на чашку чаю, сотрудник соседнего отдела Л.А. произнес — «Но, Константин Николаевич, вы же там рядом живете». Немая сцена. Начальник отдела К.Н. не имел огорода и всего остального перечисленного, и ему пришлось нести вовсе что-то странное. В итоге отправился В.Ф. Вернулся он крайне задумчивый и поведал, что двери там без ручек. Ивана ему нашла какая-то древняя бабка в какой-то толстой замусоленной книге. Поэтому Ленин и сказал, что социализм — это учет и контроль. В.Ф. осторожно подносил ко рту кружку и смотрел задумчиво. Народ поеживался…

Другой из наших сотрудников, не И.К., пришел однажды на работу как бы погруженный в свои мысли, что в ВЭИ всегда смотрелось немного странно. На вопрос сотрудников о причинах этой ситуации он несколько смущенно вымолвил: «Я вас, ребята, всех заложил». В ходе расспросов выяснилось, что он пошел на Лубянку, туда, где «прием граждан круглосуточно», и, как он выразился, «донес на всех». Мы так никогда и не узнали, что именно он донес от Красноказарменной до Лубянки. Через несколько дней его забрали в Кащенко. В памяти сотрудников ВЭИ давно стерлась его фамилия, но люди помнят бессмертную его фразу: «я чувствовал, что делаю что-то не то, но не мог остановиться».

В жизни так бывает, бывает, бывает. Со мною, с вами, с нами всеми. С Сэй-Сенагон так не бывало.

Еще о погруженном виде. Один наш сотрудник Е.П. явился утром на работу именно с ним. На вопрос ответил: «Просыпаюсь утром (пауза), в кровати — незнакомая женщина (пауза, мы тихо сползаем со стульев от смеха) на тумбочке — паспорт (пауза, у нас перехватывает дыхание), я взял, посмотрел (пауза, рассказчик недоуменно пожимает плечами) — молодая…»

Одобрила ли бы паспортную систему Сэй-Сенагон? Думаю, что да. Япония Хэйанской эпохи, оставившая нам образцы высокого искусства, была отменно советской системой.

Как-то раз, находясь в совхозе и созерцая просторы, я узрел БТР, неторопливо ползущий по оным. Полагаю, что С. не одобрила бы моей реакции — самурай не должен от удивления разевать варежку на 120 градусов. Подвернувшийся абориген пожал плечами и сообщил, что да, в совхозном гараже есть. «А бидоны с молоком на нем возим… Там же ничо не пройдет…» — и мотнул головой, видимо, в сторону отдаленной молочной фермы, скрытой туманом, моросящим дождичком и невысокими холмами среднерусской равнины.

Местная часть получила, надо полагать, две или три коровы, солдатикам досталось немного мяса, БТР списали, как утопший в болоте, коров — как павших от невесть чего или, может быть, утопших там же. В не помню каких лохматых годах был такой академик Глушков, который полагал, что, если учесть все на свете, до последнего болта, и построить АСУ, автоматическую систему управления, которая скажет, где этот болт лежит и чего делать должен, то наступит рай на этой части суши, тогда — одной шестой. Надо полагать, академик никогда не бывал в моем совхозе… Магическое слово «АСУ» некоторое время держалось в фольклоре в виде шуток «книга Глушкова «Все об АСУ», глаголов «осучивание», «обасучивание»… История — это смена поколений. Не помню, кто это сказал, но С. бы с этим согласилась.

История страны разворачивалась на наших глазах. Помню времена, когда картошку сортировали вручную, из бурта, потом появились первые транспортеры с автономными двигателями на солярке. Потом исполнилась мечта Владимира Ильича Ульянова (Ленина), легендарного (гипотеза о его существовании в основном подтверждается тем, что его именем назван ВЭИ) основателя Советского государства, легендарного государственного образования, простиравшегося от Тихого океана на востоке почти до Атлантического океана на Западе и от Ледовитого на севере почти до Индийского на юге. Так что эскимосы, окончив пасти оленей, могли отправляться, как гласят легенды, к Индийскому океану мыть лапти, и в родной колхоз пришло электричество. В эпоху транспортеров на солярке непременной принадлежностью транспортера была веревка, дергая за которую, запускали двигатель. Веревка была гнилая и связанная из кусков, как и весь мир вокруг нас, а механик, запускавший двигатель, был в сиську пьян, опять же, как и весь мир. И дергая за то, что изображало веревку, а не за то, во что он был пьян, он эту веревку в сотый раз порвал и огласив горестным комментарием долы и веси, куда-то (видимо, в тот мир, что был вокруг нас) канул.

Сотрудник Л.А. вынул из своих говнодавов шнурки из капронового репшнура (он состоял в альпсекции), двигатель был немедленно запущен, сотрудники ВЭИ с торжествующими кличами затоптали окурки и приступили к сортировке картошки.

К вопросу о пользе спорта — сдержанно заметила бы, наверное, С.

Сотрудница Л.С. запечатлелась в общественном сознании или, если угодно, — в нашем коллективном разуме — следующей историей. Которая произошла хоть и не в ВЭИ, но рассказана она была уже здесь и уже сотрудником. Итак, до ВЭИ оная Л.С. работала в НИИ «Дельфин». Высокое, сплошь стеклянное, здание. Лето, окна открыты, сотрудники иногда подкармливают птичек. Среди птичек народ примечает одного голубя, отличающегося окраской или каким-то там хохолком. Ну, клюет и клюет. Потом, через какое-то время, скажем, через месяц, исчезает. А нашего, с хохолком, не видели? Нет, не видели. Жалко. Ну, значит, улетел… Еще через какое-то время начальство собирает личный состав в актовом зале, выступает начальник отдела режима и долго что-то трендит про происки мировой буржуазии и бдительность. Народ — кто спит, кто травит анекдоты. Потом начальник начинает что-то плести