в противном случае сама Европа может быть захвачена и опошлена. Во Франции ультраправые в период 1950-1980 годов переопределили себя вокруг неприятия деколонизации. Среди его основателей было много тех (включая Жан-Мари Ле Пена), кто категорически отказывался признать окончание колониального господства Франции в Алжире. С самого начала ФН особенно хорошо работал с бывшими французскими колонистами, репатриированными из Алжира, многие из которых поселились на юге Франции. Враждебность к "мусульманам", которые завоевали независимость в 1962 году, положив конец почти полуторавековому правлению Франции (1830-1962), по понятным причинам была особенно сильна среди этой группы.

Исследования показали, что мусульмане подвергаются дискриминации во Франции и Европе, особенно на рынке труда. Хорошо известно, что при определенном уровне образования иммигранты из Северной Африки и стран Африки к югу от Сахары сталкиваются с необычайными трудностями при поиске работы, сталкиваются с более высокой безработицей и получают меньшую зарплату. Другие недавние исследования показали, что вероятность быть вызванным на собеседование значительно ниже, если в резюме кандидата указано мусульманское имя; это остается верным и после контроля уровня образования, профессионального опыта и иностранного происхождения. Для преодоления предрассудков такого рода, сравнимых с предрассудками, с которыми сталкиваются женщины и меньшинства в других странах, возможны различные решения, включая систему квот или "резерваций", подобную той, которая создана в Индии для помощи группам, исторически подвергавшимся дискриминации. Однако индийский опыт показывает, что квоты могут стигматизировать определенные группы, если не позаботиться о том, чтобы предвидеть их последствия. В контексте Франции и Европы риск того, что квоты обострят конфликты идентичности и враждебное отношение к мусульманам, вполне реален. Возможно, было бы лучше ввести строгие наказания за дискриминацию по признаку религии или национального происхождения и разработать средства выявления случаев такой дискриминации. В любом случае, очевидно, что наступление постколониального разнообразия и появление новых нативистских идеологий породили такой тип неравенства и политических конфликтов, который был неизвестен в Европе всего несколько десятилетий назад.

Границы и собственность: Электорат, разделенный на четыре стороны

Итак, за последние несколько десятилетий избирательные левые превратились в браминских левых, которые сами все больше делятся на прорыночную (левоцентристскую) фракцию и более радикальную фракцию за перераспределение (некоторые говорят, что она просто менее правая). Тем временем, правые на выборах раскололись на прорыночных правоцентристов и нативистских и националистических правых. В итоге, очевидно, что вся система "классовых" расколов, вместе с лево-правой политической структурой периода 1950-1980 годов, постепенно разрушилась. В настоящее время происходит рекомпозиция. Как мы вскоре обнаружим, рассмотрев другие страны, помимо Франции, это переопределение измерений политического конфликта может принимать различные формы. Было бы ошибкой рассматривать эти события в детерминистском свете. Система политических расколов может развиваться совершенно по-разному в зависимости от стратегий действующих лиц и способности противоборствующих социальных групп мобилизовать поддержку и идеи.

Состояние политико-идеологического конфликта во Франции в конце 2010-х годов в совершенстве иллюстрирует неопределенность и глубокую нестабильность системы. Кратко говоря, электорат раскололся на четыре примерно равные части: идеологический блок, который можно охарактеризовать как эгалитарный интернационалист, другой, который можно охарактеризовать как неэгалитарный интернационалист, третий, который можно назвать неэгалитарным нативистским, и, наконец, эгалитарный нативистский блок. Эта декомпозиция является грубой отчасти потому, что политический конфликт более чем двухмерен, а отчасти потому, что каждая ось разногласий включает в себя тонкую градацию позиций и субпозиций, которые не могут быть сведены к точкам на прямой. Но приведенный здесь анализ в терминах двух основных осей - границ и собственности - полезен для прояснения идей.

Чтобы разделить электорат по этим двум параметрам, мы можем использовать ответы на следующие два вопроса. Опросы после выборов спрашивали зарегистрированных избирателей, согласны ли они или не согласны со следующим утверждением: "Во Франции слишком много иммигрантов". В 2017 году 56 процентов респондентов ответили, что согласны, 44 процента - не согласны. В период 2000-2020 годов доля согласных колебалась от 50 до 60 процентов (против 40-50 процентов несогласных), что в значительной степени зависело от цикла деловой активности. Например, в 2002 году 61 процент считал, что иммигрантов слишком много; этот показатель снизился до 49 процентов в 2007 году, когда безработица и голосование за НФ достигли дна, затем вырос до 51 процента в 2012 году и 56 процентов в 2017 году.

Второй вопрос касается сокращения неравенства между богатыми и бедными. В анкетах это утверждение сформулировано в нарочито агрессивных терминах: "Чтобы установить социальную справедливость, нужно взять у богатых и отдать бедным". Если бы это было сформулировано более мягко, возможно, больше респондентов согласились бы с этим, но преимущество такой постановки вопроса в том, что она делит электорат на две примерно сопоставимые половины. В 2017 году 52 процента согласились с тем, что нужно "брать у богатых и отдавать бедным" (против 48 процентов несогласных). Доля избирателей, выступающих за бедных (в соответствии с этим вопросом), составляла 56 процентов в 2007 году и 60 процентов в 2012 году. Снижение показателя с 2012 по 2017 год можно интерпретировать как признак большего принятия утверждения о том, что налоговая конкуренция сделала перераспределение невозможным; с другой стороны, это может отражать разочарование результатами, достигнутыми действующим президентом-социалистом.

Подведем итоги: в конце 2010-х годов вопросы об иммиграции, с одной стороны, и о богатых и бедных, с другой, разделили электорат, в каждом случае, на две примерно равные части. Если бы эти два измерения политического конфликта совпадали - то есть, если бы ответы на оба вопроса были идеально коррелированными - электорат сам бы разделился на две примерно равные части, и электоральный конфликт был бы двухсторонним, а не четырехсторонним.

Но эти два измерения не совпали: ответы на два вопроса были почти полностью некоррелированы, так что электорат можно проанализировать как разделенный на четыре примерно равные части (рис. 14.19). В 2017 году 21% избирателей можно отнести к "эгалитарным интернационалистам" (за иммигрантов, за бедных); 26% - к "инегалитарным нативистам" (антииммигрантам, за богатых); 23% - к "инегалитарным интернационалистам" (за иммигрантов, за богатых) и 30% - к "эгалитарным нативистам" (антииммигрантам, за бедных). Обратите внимание, что относительный вес этих частей может быстро меняться в течение нескольких лет в зависимости от состояния политических дебатов, заметных событий и представления этих событий в СМИ. Кроме того, неточность вопросов опроса позволяет нам определить лишь широкие идеологические семьи с подвижными границами, а не абсолютно точные или структурированные позиции. Отметим, наконец, что небольшие различия в размерах четырех групп не являются статистически значимыми, особенно в 2007 и 2017 годах.

Так получилось, что эти четыре идеологические "четверти" нашли почти идеальное воплощение в четырех электоральных "четвертях" в первом