этот вопрос был решен, большинство из них решили выбрать более длинный путь через Беарн и Наварру и достигли кастильского города Логроньо на границе с Наваррой в начале июня 1387 года. Проезжая на юг через Леон, они, должно быть, встретили по дороге компанию сэра Джона Холланда. Что касается герцога Бурбонского, то он все еще находился на пути вниз по долине Роны и прибыл только через месяц. К тому времени, когда французские подкрепления, наконец, присоединились к Хуану I, он уже решил заключить мир со своим соперником[865].

Примерно 10 июня 1387 года, когда герцог Ланкастер с остатками своей армии направлялся в Коимбру, послы Хуана I догнали его в замке Транкосо на востоке Португалии. Учитывая важность миссии, состав посольства был весьма необычным. Вместо традиционного прелата или крупного магната оно состояло из двух священнослужителей низкого ранга. Одним из них был францисканский духовник и наставник кастильского короля, фра Фернандо де Иллескас. Другим был доктор гражданского и канонического права Альваро Мартинес, которого Гонт, возможно, запомнил по его пространным рассуждениям в Оренсе годом ранее. Их инструкции заключались в том, чтобы заключить соглашение как можно скорее, пока новые французские компании не прибыли на португальскую границу, даже если это означало, что впоследствии потребуется внести изменения. Джон Гонт назначил двух членов своего Совета для переговоров с ними: сэра Томаса Перси, который обычно представлял герцога в таких случаях, и сэра Джона Трейли. Вчетвером они достигли соглашения так быстро и в таких деталях, что кажется вероятным, что они действовали на основе предложений, которыми уже обменялись в ходе кампании.

В течение двух дней был составлен всеобъемлющий договор. Он предусматривал, что Екатерина Ланкастер выйдет замуж за старшего сына Хуана I, инфанта дона Энрике. Супруги должны были получить значительные земельные наделы в Кастилии, а на следующем заседании Кортесов было бы сделано заявление о том, что они со временем унаследуют кастильский престол. Кроме того, Хуан I обязался выплатить герцогу Ланкастеру не менее 600.000 франков (около 100.000 фунтов стерлингов) плюс пенсию в размере 40.000 франков (6.700 фунтов стерлингов) в год до конца его жизни или жизни его супруги Констанции, если она переживет его. Эти огромные суммы удвоили бы доход человека, который уже был самым богатым дворянином в Англии. Позже выплаты были увеличены за счет доходов с трех кастильских городов, Медина-дель-Кампо, Гвадалахары и Ольмедо, которые должны были быть переданы герцогине Констанции на всю ее жизнь в качестве компенсации за отказ от ее собственных претензий на трон. В обмен на все это герцог и герцогиня согласились отказаться от своих претензий на корону Кастилии и никогда больше не заявлять о них. Различные города и замки, завоеванные англичанами в Галисии, должны были быть возвращены офицерам кастильского короля под обязательство, что те, кто покорился захватчикам, не будут наказаны.

Стороны избежали сложного вопроса о союзниках, который оказался таким грозным препятствием на нескольких дипломатических конференциях во Франции, просто проигнорировав его. Это должен был быть договор между Хуаном I и Джоном Гонтом, а не между Англией и Кастилией или не между Кастилией и Португалией. Кастильцы согласились рассмотреть возможность для заключения более широкого мирного договора в надлежащее время и совместно трудиться над ликвидацией раскола в Церкви. Но они оставались в состоянии войны с Англией и недвусмысленно оставили за собой право выполнять все свои обязательства перед Францией по франко-кастильскому военно-морскому договору. Их единственной уступкой было то, что они сделают для Франции не больше, чем это предусмотрено условиями этого договора. Эти положения соответствовали букве, если не духу, обязательств Хуан I перед своим союзником. Джон Гонт был более беспечен. Перед отъездом из Англии он пообещал Ричарду II, что любой договор, который он заключит с Кастилией, будет предусматривать выплату английскому правительству компенсации в размере 200.000 добла за ущерб, нанесенный кастильскими набегами на английское побережье, но в Транкососком договоре такого положения не было. Что касается Португалии, то ничего не было сказано о продолжающемся конфликте между Жуаном I и его кастильским соперником, и ничего не было сделано, чтобы обезопасить страну от будущих нападений со стороны Кастилии. Гонт даже позволил включить в текст договора королевство Португалия в число титулов Хуана I[866].

После весьма провальной кампании, в которой герцог Ланкастер был заметно дискредитирован, а большая часть его армии погибла, на первый взгляд удивительно, что король Кастилии должен был уступить так много. Но у этого курса были веские политические причины. Хуан I уже наложил на своих подданных более тяжелое финансовое бремя, чем они могли вынести, что не только создавало практические трудности для продолжения войны, но и тревожило душу этого болезненно религиозного и самокритичного человека. Теперь он столкнулся с перспективой непосильных расходов на выплату жалованья примерно 3.000 новоприбывшим из Франции в дополнение к 2.000 или около того, которые уже служили под началом Оливье Дю Геклена. Даже с учетом огромных налогов, утвержденных Кортесами в Сеговии, кастильская казна не смогла бы долго выносить это бремя. Французские гарнизоны на границе уже сделались непопулярными из-за своих требований продовольствия и припасов. Как только им перестали бы платить, можно было ожидать, что они начнут грабить Кастилию. А после окончания текущего сезона кампаний? При существующем положении дел не было видно конца ежегодным походам и сборам на границе. Хуан I был не единственным умным наблюдателем своего времени, который переоценивал наступательные возможности и стойкость англичан. Он так и не понял, насколько их подкосили финансовые трудности и политические дрязги последнего десятилетия. Хуан I, очевидно, серьезно воспринял намеки Джона Гонта на то, что он может набрать свежую армию в Англии. Даже спустя двадцать лет поразительный триумф Черного принца при Нахере отбрасывал длинную тень на военную политику Кастилии. Казалось, лучше откупиться от англичан, чтобы иметь дело с настоящим врагом, Португалией. Выбор послов королем говорит о том, что политика, лежащая в основе договора, была во многом его собственной, а решение, похоже, было принято в узком кругу его ближайших советников. Насколько можно судить по сохранившимся скудным документам, никто из крупных светских магнатов Кастилии или командующих армией не принимал в этом участия. 12 июня 1387 года герцог Ланкастер поклялся соблюдать договор перед кастильскими послами в Транкосо. Затем английские переговорщики сопровождали кастильских в Самору и 23 июня, присутствовали в епископском дворце, когда кастильский король приносил свою собственную клятву. Решение было принято. Однако текст договора не был официально опубликован, и в течение некоторого времени после принесения присяги обе стороны, по-видимому, сохраняли некоторую секретность относительно его содержания. В течение следующего месяца были согласованы некоторые поправки, а в следующем году — еще