Устроив Сигину с Рейтамирой и расплатившись за комнату, они отправились на пристань кратчайшим путём, минуя торговую площадь с её диковинами и соблазнами. Известно же, как бывает, – зазеваешься, на миг опоздаешь, потом год придётся волосы рвать. Но спешить оказалось действительно некуда, и по дороге обратно спутники завернули на торг.

Как и полагается в большом приморском городе, на площади торговали всякой всячиной с самых разных концов света. Волкодав, правда, нашёл, что торг был победней галирадского, да и сама площадь поменьше. Он сказал себе: это, наверное, оттого, что сольвеннская столица для меня стала почти своей. А здесь всё чужое. Такое чужое, что даже и по сторонам смотреть неохота…

Он кривил душой. Поглазеть определённо было на что. Внимание Волкодава почти сразу привлёк негромкий мелодичный звон. Почему-то он тотчас вспомнил о бубенцах, которые венны нашивали на одежду маленьким детям. По вере его народа, весёлый звон бубенцов состоял в кровном родстве с громом небесным, а значит, за неразумным ребёнком незримо присматривал сам Бог Грозы. Опять же и родителям слышно, куда побежало дитё…

Волкодав прислушался как следует и понял, что звон испускали не бубенцы, а скорее нечто вроде металлических палочек, которыми любили сопровождать свои пляски мономатанцы. Будь рядом Тилорн, он объяснил бы Волкодаву, что тот последнее время просто слишком часто думал о своём племени и о таинственном венне, которого видела сперва Сигина, а потом жители Четырёх Дубов. Думал и наполовину ждал встречи с ним здесь, в многолюдном Кондаре… Так или иначе, Волкодав решил уступить внезапному тоскливому желанию и обернулся, приглядываясь, а потом зашагал туда, откуда слышался звон. Скоро он увидел двоих жрецов, старого и молодого, стоявших возле резного деревянного изображения. Одеяния у жрецов были двуцветные. Справа серая ткань отливала краснотой, слева – зеленью. У старшего жреца цвета одеяния были поярче, у молодого – совсем тусклые. Он-то и звонил, ударяя маленьким молоточком в литой бронзовый знак Разделённого Круга. Начищенный знак покачивался и сиял дрожащим золотым блеском, испуская высокий и чистый звук, словно манивший куда-то, за пределы зримого мира.

Что же касается резной деревянной фигуры, она изображала нищего больного, распростёртого на ложе страданий. Изображение показалось Волкодаву весьма убедительным. Должно быть, жрецы неплохо разбирались в ранах, язвах и иных немочах тела, да и нищих в Кондаре было более чем достаточно… А над больным заботливо склонялись двое юношей с прекрасными, кроткими и добрыми лицами. Они были очень похожи один на другого. Старший в красном одеянии, младший – в зелёном. Их головы и руки окружало золотое сияние. Внизу доски красовалось стихотворное пророчество, без которого редко обходились образа Близнецов:

Доколе со Старшим Младший брат разлучён,

В пустых небесах порожним пребудет трон.

Ибо всем было известно, что земная жизнь божественных Братьев завершилась очень по-разному. Старший, по-воински погибший в бою, честь честью принял огненное погребение и без помехи вознёсся к Отцу, Предвечному и Нерождённому. Тело Младшего, замученного жестокими гонителями, так и не было обретено. И вот уже который век знаменитое пророчество гнало по всему свету Учеников, дававших обет великого поиска, но до сих пор не повезло никому…

Старый жрец заметил взгляд Волкодава и шагнул ему навстречу, смиренно протягивая куколь, отстёгнутый от облачения.

– Святы Близнецы, чтимые в трёх мирах… – негромко произнёс он приветствие-благословение, принятое у его единоверцев.

– И Отец Их, Предвечный и Нерождённый, – неожиданно для себя самого ответил Волкодав. В доме его рода когда-то жил жрец Богов-Близнецов, мудрый и славный старик. Встреченный на кондарском торгу был очень мало похож на него, разве что выражением глаз. В них лучился тот же тихий свет, говоривший: этот человек никогда не будет один, хоть запри его, как Тилорна, в вонючее подземелье.

У жреца между тем поползли кверху седые кустистые брови:

– Скажи мне, добрый человек, из каких ты краёв? Ты выглядишь нездешним. Поведай же нам, сколь отдалённых земель успел достигнуть истинный Свет?…

– Мой народ живёт между вельхами и сольвеннами, на северных истоках Светыни, – сказал Волкодав. – Другие племена называют нас веннами. К нам приходили жрецы, такие, как ты.

Седобородый Ученик Близнецов перешёл на довольно скверный сольвеннский:

– Скажи, добрый человек, много ли твоих единоплеменников приняло, подобно тебе, настоящую веру? Строят ли храмы?…

Волкодав медленно покачал головой. И ответил так, как не раз уже отвечал Ученикам Близнецов:

– Я молюсь своим Богам, достопочтенный. Не сердись, но мой народ не воздаёт хвалы Близнецам. Что касается сольвеннов… Три года назад я видел в Галираде ваших жрецов. Старшего звали брат Хономер, и он проповедовал перед самой государыней. Я, правда, не знаю, многие ли прислушались…

О том, каким образом ему самому довелось поучаствовать в той проповеди, распространяться, право, не стоило. Тем более что сзади к Волкодаву подошёл Эврих и остановился рядом, не без враждебности поглядывая на Учеников.

Венн между тем заметил, что его ответ не понравился старику. Он помедлил, выжидая, не назовёт ли тот его зловредным язычником, но жрец лишь склонил голову и огорчённо молчал. Волкодав же разглядел, что куколь, который тот держал в опущенной руке, оттягивало несколько монет, и спросил:

– Позволь узнать, отец, почему ты стоишь здесь, а не идёшь с шествием? Разве не для проповеди ты сюда прибыл?

Он любил слушать проповеди Учеников. Если рассказчик попадался толковый – вроде того деда, что когда-то грел кости у очага Серых Псов, – божественные Братья представали живыми героями, мужественными, трогательными, смелыми и смешными. Какой же венн откажется послушать про таких, хоть сидя возле огня, хоть стоя в людной толпе!… У Эвриха на сей счёт было своё мнение. Венн углядел краем глаза, как скривил губы учёный аррант.

– Наша вера подобна бесценному алмазу, наделённому несметным множеством граней, – ответил седой жрец. – Каждый из нас служит Близнецам как умеет, избирая ту грань, чей свет ближе его душе. Для одних это вдохновенная проповедь, для других – шествия и молитвы, для третьих – защита утеснённой Истины посредством меча. А для нас с братом Никилой – смиренное служение страждущим. Некий торговец, живший здесь, во дни тяжкой болезни испытал просветление и завещал нам один из своих домов. В нём мы основали лечебницу для неимущих…

– И теперь собираете на неё деньги? – спросил Волкодав. Смысл деревянного изображения сделался окончательно ясен.

– Да,