– О’кей. Итак?

– Живчик следил за Ильичевым.

– То есть?

– Ну, ты спросил, как они связаны…

– Я помню, о чем спрашивал. Конкретнее?

– Агния сказала, что Живчик не отлипал от Ильичева. Везде ходил за ним по пятам. Ловил каждое его слово. И фотографировал.

– Фотографировал?

– Ага. И ладно бы на кухне. А то – сквозь щель в раздевалке! Бу-э-э… – Вероника поднесла ладонь ко рту, изображая приступ тошноты. – И вот скажи мне после этого, что Живчик не виноват!

– Живчик не виноват, – небрежно отмахнулся Тимофей.

Задумался. Спрыгнул с гамака, заходил по комнате.

Вероника, плюхнувшаяся в кресло, подобрала ноги под сиденье, чтобы не споткнулся. Она знала это выражение лица: Тимофей размышлял о важном.

– Вероника.

– У?

– Ты знаешь, как обычно одеваются адвокаты при посещении клиентов?

20

– Добрый день.

Дежурный лейтенант Исаков, который, помирая от жары в лишенном кондиционера помещении, клевал носом и мечтал о тихой безболезненной смерти, поднял голову и встретился взглядом с парнем в белоснежном костюме.

Освещенный трубками дневного света, костюм показался ослепительным. Исаков с трудом сдержал порыв протереть глаза. Сразу буркнуть привычное «Что вы хотели?» как-то не получилось.

Парень смотрел так, будто пришел допрашивать лейтенанта Исакова. Будто в ответ на свое приветствие ждет исповеди.

Вообще, выглядел он странно. Костюм приличный, но – белый, как-то необычно. Хотя, конечно, в такое пекло лучше черного. Однако, в представлении Исакова, для завершения образа к такому костюму должна была прилагаться модельная стрижка. А парень выглядел так, будто его поймали и обрили пьяные скинхеды.

Короче, с ходу записать парня в какую-то категорию не получалось. Непонятно было, стоит ли перед ним заискивать, вытянуться по струнке или послать на все четыре.

В результате Исаков, как подвисший компьютер, пробурчал что-то невнятное. Парень помолчал несколько секунд, будто хотел убедиться, что это – все, потом кивнул каким-то своим мыслям и приложил к стеклу развернутое удостоверение.

– Я бы хотел поговорить с гражданином Загорцевым, арестованным по обвинению в убийстве гражданина Ильичева.

– А… Эм… – озадачился Исаков.

Он, щурясь, всмотрелся в удостоверение. Ад-во… Ах, адвокат! Ну вот, так бы сразу. А то «добрый день» у него, видите ли… От сердца отлегло.

– Щас, – сказал он и взял трубку. Набрал короткий внутренний номер.

– Долинин, – послышалось раздраженное после первого же гудка.

– Максим Андреич, тут адвокат к Загорцеву.

Пауза. Потом – удивленное:

– Кто?

– Адвокат.

– В смысле? Наш, что ли?

– Нет. Из частной фирмы какой-то.

Исаков поднял взгляд, думая, что придется просить показать удостоверение вновь, но обнаружил, что оно до сих пор прижато к стеклу. Прочитал вслух по слогам название фирмы, потом – фамилию и имя адвоката:

– Бурлаков Тимофей.

После этого, будто получив сигнал, парень сложил удостоверение и бережно опустил его в карман.

– Не было печали, – вздохнул в трубке Долинин. – Ну, пусть зайдет.

Исаков положил трубку и, уже не глядя на посетителя, ткнул большим пальцем в сторону коридора:

– Прямо, лестница, второй этаж, четвертая дверь справа. Табличка – «Долинин М. А.».

– Это следователь, который ведет дело?

Нет, блин, это главный бухгалтер, который гонорар тебе выплатит, и можешь домой идти!

Вслух Исаков, конечно, так не сказал. Он лишь снова буркнул что-то условно утвердительное и поспешил погрузиться в анабиоз.

Жара… Ну ничего, когда-то ведь она закончится. Лето – все-таки не единственное время года.

•••

– Полагаю, я могу получить копии? – спросил адвокат, пробежав глазами разложенные на столе Долинина материалы.

В этот-то момент у капитана и мелькнула мысль, что парень вовсе не настолько матерый, как хочет казаться. На мелочах прокалываются даже великие актеры.

– Бумага в принтере закончилась, – посетовал Долинин. – А вынести позволить не могу. Сами понимаете.

Тимофей Бурлаков глубоко задумался, глядя на результат экспертизы. Правильно, пусть лучше тратит время и силы на преодоление идиотских бюрократических барьеров. А то что получается? Мы тут вытанцовываем невесть что, а они появляются, все в белом, и непринужденно так…

– Не вижу результатов дактилоскопии. – Бурлаков ткнул пальцем в лист бумаги.

– Чего? – моргнул Долинин.

– Отпечатки пальцев на пакете. Почему не была заказана экспертиза? Я полагаю, что на пакете точно будут присутствовать отпечатки оперативника, производившего изъятие.

– Пакет изъяли при свидетелях, – стремительно перешел к защите Долинин.

– Свидетели. – Тимофей пробежал взглядом протокол задержания. – Молодой человек, незадолго до этого по непонятным причинам разбивший фару автомобиля подозреваемого. Девушка, которая еще до изъятия требовала арестовать Загорцева. Нет отчета об оперативных мероприятиях, призванных прояснить мотивы этой пары. Работниками студии они также не являются. В список гостей внесены в последний момент.

– Откуда вы?..

– Выполняю свою работу. – Тимофей достал из кармана смартфон и принялся педантично фотографировать каждую страницу. – Признательных показаний нет. Объяснения, откуда взялся яд – нет. Мотива убийства второй жертвы – нет.

– Вторая жертва была случайной, он этого не плани…

– Это рассказал вам Загорцев? – Тимофей уставился на Долинина. – Полагаю, нет, иначе было бы зафиксировано в протоколе допроса. И вот с этим вы собираетесь идти в суд?

Что странно, сарказма в голосе Тимофея не звучало. Только интерес. Как будто он пришел на экскурсию и спрашивает, что представляет собой тот или иной экспонат.

Долинин промолчал.

Он мог бы сказать, что этого вполне достаточно, чтобы судья согласился продлить задержание. Мог бы сказать, что есть чертова тьма способов создать самому невинному ангелочку такие условия содержания, что он подпишется под убийством Кеннеди, лишь бы уже отправили спокойно отбывать срок. И что, в конце концов, даже жесткие методы вовсе не обязательны. Если хорошенько постараться, можно выцыганить у подследственного ценнейшие оговорочки, которые потом, в суде, – трактуй не хочу, как тебе будет угодно.

– Мы еще работаем, – сказал Долинин вслух.

– Я могу увидеть Загорцева? – Тимофей убрал телефон в карман.

21

Человек в форме открыл перед Тимофеем металлическую дверь. Тот шагнул внутрь, стараясь унять беспокойство. А беспокоил его вопрос: нужно ли благодарить за то, что тебе открыли дверь? Принято ли так у адвокатов? Об этом не пишут в учебниках, нет никаких нормативных актов…

Так, спокойно.

Он остановился, когда дверь у него за спиной захлопнулась, и немного постоял с закрытыми глазами, привыкая к полумраку. Свет едва пробивался сквозь грязное окно, которое не мыли примерно тысячу лет.

Спокойно. У тебя есть удостоверение и знания, больше ты ничего никому не должен. Ты не нарушил закона, не причинил вреда и не нанес оскорбления – во всяком случае, намеренно. Но все же до чего тяжело! И как только Вероника