— Мне головы моей не жаль. Я ею играю, правда, но это моя ставка, чтобы проиграть или выиграть некое душевное дело. Когда-нибудь, скоро, я поведаю вам всё искренно. Вам одному на весь Петербург, потому что сердце моё лежит к вам, и Бог весть почему, — судьба. Или именно потому, что вы меня обидели, заподозрив, что я прислужник немцев.

XVII

За эти же дни в доме г-жи Клаус, где всегда бывало весело и беззаботно, было некоторое смущение. Больше всех была смущена всегда игриво настроенная, весёлая Тора.

Однажды около полудня к Амалии Францевне явился давнишний близкий знакомый и даже ухаживатель за молодой девушкой — Лакс. Он был в парадном кафтане, и во всём туалете его было что-то особенное, как бы праздничное. Он заявил, что имеет сказать нечто важное г-же Кнаус, и, оставшись с ней наедине, объяснился. Он поведал о своей давнишней сердечной привязанности к Fräulein Доротее и просил сделать ему честь принять его предложение руки и сердца.

Госпожа Кнаус уже давно, конечно, подозревала намерение Лакса. Сама она не была бы против подобного брака дочери, но Доротея, прежде относившаяся к нему довольно милостиво, с появлением в Петербурге Зиммера совершенно переменилась и в разговорах с матерью заявляла, что сама не понимает, каким образом Лакс мог ей хоть недолго нравиться. А теперь, разумеется, она и слышать не хотела о таком замужестве.

Госпожа Кнаус ответила Лаксу обычным образом. Она объявила, что дочь её слишком молода, что ей надо обождать выходить замуж, что сама она, г-жа Кнаус, вышла двадцати двух лет и желала, чтобы и дочь её обождала.

Лакс сконфузился, как бы не ожидая отказа. С той минуты, что он узнал от Зиммера про равнодушие к молодой девушке и вообще про его намерения, он вообразил себе, что препятствий уже никаких нет. Наивно единственным препятствием себе он считал намерение молодого соперника сделать то же предложение Торе.

Лакс заявил г-же Кнаус, что, если он решается сделать предложение, то по совету самого г-на Шварца, которому этот брак был бы приятен. Амалия Францевна ответила, что она знает, насколько г-н Шварц ценит Лакса, но вместе с тем знает, что её старинный друг никогда не будет настаивать на том, чего не захочет сама Доротея — его крестница.

Лакс попросил позволения объясниться с самой Торой, но г-жа Кнаус нашла это не совсем благоприличным, противным обычаям, исстари заведённым. Лакс удалился со стыдом, но и вне себя и от досады, и от изумления. Он слишком был уверен в успехе.

И в тот же вечер, несмотря на то что было много народа у г-жи Кнаус, Лакс улучил минуту и всё-таки заговорил с Торой. Он спросил у неё, известно ли ей то, что произошло утром. Тора несколько смутилась и тихо ответила:

— Да…

— Ваша матушка передала вам, что я просил вашей руки?

— Да… — снова ответила Тора, всё более смущаясь.

— Мне бы хотелось услышать от вас самой, Fräulein, что вы не находите меня достойным быть вашим супругом.

— Вы не так выразились! — ответила Тора. — Матушка вам передала главное препятствие. Я повторю то же самое… Я вообще замуж пока не собираюсь и ранее двадцати двух — двадцати трёх лет ни за кого не пойду.

— А я знаю человека, за которого вы бы сейчас пошли!.. — вспыльчиво и резко выговорил Лакс. — А уж в особенности теперь…

Тора изумлённо поглядела ему в лицо.

— Да, сейчас же бы пошли, если бы он посватался; но он не может этого сделать и никогда не захочет! И вы напрасно ожидаете этого!.. Я знаю, что у него уже давно есть невеста — девушка, которую он давно уже любит и ни на ком, кроме неё, никогда не женится.

Тора, сильно смутившись услышанным, забыла всякие приличия и выдала себя.

— Кто вам сказал это? — выговорила она быстро. — Он сам никогда не говорил этого! Напротив, он говорил, что совершенно свободен и может располагать собой. Я это знаю наверное, стало быть, вы хотите обмануть меня! Я надеюсь, что господин Зиммер будет здесь сегодня вечером, и я сама спрошу у него.

— Заметьте, Fraülein, — ядовито отозвался Лакс, — что я господина Зиммера не назвал. Вы сами его назвали!..

Тора вспыхнула и рассердилась. Как избалованная матерью и всеми девушка, она не умела себя сдерживать в приливах гнева.

— Господин Лакс, — произнесла она гордо, холодно и свысока, — так благовоспитанные люди не поступают и не говорят. А от неблаговоспитанных людей всякий старается себя оградить и таковых в своём доме не иметь!

Лакс переменился в лице, но ехидно рассмеялся и выговорил тихо:

— Господин Зиммер никогда вашим не будет, потому что вас не любит. Ваше за ним ухаживание его даже стесняет и сердит. А теперь, после своего возвышения, он и бывать у вас перестанет. Да-с! А что касается до меня, то помяните моё слово: придёт время, что вы сами пожелаете выйти за меня, но я этого не захочу!..

— О!.. — воскликнула Тора на всю гостиную, так что все невольно прекратили разговор и обернулись в их сторону. И при наступившем затишье раздались явственно сказанные слова:- Да вы совсем невежа!..

Амалия Францевна вскочила с своего места и взволнованно подошла к дочери. Многие из числа гостей тоже поднялись, и все глядели на Тору и Лакса.

— Простите! — выговорил Лакс, наклоняясь перед Торой. И, обратясь к г-же Кнаус, он прибавил:- Я пошутил с Fräulein Доротеей. Она же меня не так поняла и назвала невежей. Она не права, но тем не менее я сам прошу у неё извинения за то, что не сумел ясно выразить мою мысль.

Понемногу все гости успокоились, и снова начался оживлённый разговор, шутки и смех… Когда снова вспомнили о Лаксе, то оказалось, что его уже в гостиной не было. Он не заметно от всех вышел и уехал.

Он вернулся домой вне себя.

Последствием всего было, однако, то обстоятельство, что вновь явившийся в столицу молодой человек, степенный и добродушный, не делавший никому зла, тем не менее нажил в самолюбивом и злом Лаксе заклятого врага.

«Всё-таки во