по направлению к станции. Масса людей, окружавшая нас, сбилась в одну кучу, читая это указание, в толпе раздались возгласы облегчения: люди полагали, что они уже вырвались из котла.

Еще метров через сто мы миновали одиночного германского солдата в чистой и аккуратной воинской форме, выглядевшего хорошо упитанным и здоровым. Я настолько привык к виду наших пехотинцев в оборванной и кое-как залатанной форме, что тут же обратил внимание на это, даже при лунном свете и в моем затуманенном состоянии. Он поворачивал поток транспорта и людей направо, используя стандартный жезл фельджандармерии, и вполне профессионально отдал мне честь. У меня не было времени рассмотреть его знаки различия – да к тому же было еще довольно темно. Двигаясь в указанном направлении, мы стали уклоняться вправо – и через несколько минут я увидел прямо перед нами пешеходный железный мост железнодорожной станции, освещенный луной. Рядом с дорогой стояло еще несколько этих германских фельджандармов в чистенькой полевой форме, которые знаками указывали нам направление на железнодорожную станцию.

– Мы прорвались, – сказал мой механик-водитель. – Видите этих ребят из полевой жандармерии? Они, должно быть, из района расположения 12-й армии. И вскоре мы должны соединиться с ним, не правда ли, герр фельдфебель?

– Если это 12-я армия, то она должна быть гораздо дальше отсюда, – сказал мой башнёр. – Они должны быть километрах в тридцати к западу.

На эти его слова я согласно кивнул, глядя на очередного фельджандарма в аккуратно отглаженной форме, указывающего нам жезлом дорогу к железнодорожной станции. Словно получив какой-то толчок изнутри сознания, я крикнул механику-водителю, чтобы он остановился. Резко дернувшись, «Пантера» остановилась, подняв кучу пыли. Пешие беженцы, однако, не остановились, но, огибая нас, продолжали шагать к железнодорожной станции, куда им указывали фельджандармы. Даже солдаты, ехавшие у нас на броне, соскочили на землю и влились в толпу, бредущую вперед по дороге. Я взглянул на фельджандарма, выражение его глаз под козырьком каски различить было невозможно, на униформе отсутствовали всякие знаки различия.

– Из какой вы части? – спросил я его, перекрывая доносящиеся из городка звуки разрывов снарядов и топот солдат и беженцев, направляющихся к железнодорожной станции.

– Полевая жандармерия, герр фельдфебель, – ответил солдат, отдавая мне честь.

Я медленно спустился с корпуса «Пантеры», преодолевая боль в спине, и встал лицом к лицу с ним. Топот ног солдат и беженцев, обтекавших нас, висел в воздухе.

– Из какой вы части полевой жандармерии? – спросил я через головы бредущих между нами людей.

– Вы должны спешить, герр фельдфебель, – поторопил он меня. – Красные уже близко.

– К какой части полевой жандармерии вы относитесь?! – уже кричал я, со всех сторон толкаемый беженцами, спешившими к станции.

Между нами протиснулась беженка, которая не то что вела, а тащила в каждой руке двух детей пяти или шести лет – те уже даже не могли поднимать ноги от усталости.

– Железнодорожная станция, – твердила она детям. – Там мы будем в безопасности.

– Из какой вы части?! – снова заорал я на фельджандарма. – Какое подразделение?

Но его уже не было.

Он отступил в тень в стороне от дороги, и я заметил лишь его спину, когда он, пригнувшись, мелькал среди деревьев, убегая к пастбищу, протянувшемуся вдали.

– Подразделения Зейдлица![33] – крикнул я во весь голос. – Здесь орудуют ребята Зейдлица!

Части под командованием Зейдлица были проклятием для всех нас.

Подразделения Зейдлица состояли из германских солдат, попавших в русский плен на Восточном фронте и согласившихся работать на красных, чтобы вносить смятение в наши ряды и осложнять обстановку в германском ближнем тылу. Они были известны тем, что, будучи обмундированы в германскую форму, устанавливали фальшивые дорожные знаки и, направляя движение не туда, куда надо, сбивали с толку целые полки.

Сотни людей рвались и бежали мимо наших танков, освещенные лунным светом, по ответвлению от дороги, стремясь попасть туда, где, как они полагали, могли оказаться в безопасности.

– Там люди Зейдлица! – кричал я бегущим к станции людям, пытаясь остановить их и повернуть назад.

Несколько человек остановились, а вскоре вокруг меня уже собралась небольшая группа солдат и беженцев. Однако основная масса этих людей неслась мимо нас, не обращая внимания на мои попытки предупредить их и убедить держаться подальше от станции.

Буквально через несколько секунд внутри станционного здания и вокруг него началась стрельба.

Я видел в темноте вспышки выстрелов с пешеходного перехода, причем не только с одной стороны, но и с другой оконечности станции. Отчаянные вопли раненых перекрывали даже непрерывный автоматный огонь, а волна людей, так стремившихся к станции, остановилась, словно запнувшись, многие попадали наземь. Шедшие за ними люди были ошарашены и продолжали идти вслепую, не видя и не понимая, откуда по ним стреляют, спотыкаясь о тех, кто уже погиб, и падая на них. Через несколько секунд, вдобавок к смертоубийству на станции, все пространство вокруг нашего танка было усеяно ранеными и затоптанными пехотинцами, гражданскими беженцами и детьми, после того как толпа бросилась во все стороны искать хоть какого-нибудь укрытия.

Я забрался обратно в «Пантеру» и приказал механику-водителю двигаться к станции. Однако это оказалось безнадежной попыткой – все подступы к станции были плотно усеяны людьми, особенно штатскими беженцами с ручными колясками, сбившимися в кучки и не представляющими, куда бежать. Стрельба у станции достигла уже максимальной интенсивности, послышались разрывы ручных гранат, узнаваемые по их характерному глухому хлопанью, с которым они разбрасывали свои ужасные осколки. Все это темное пространство освещалось только разрывами гранат да пламенем горящего Хальбе и огнем артиллерийских и реактивных снарядов в оставленном нами позади городе. В промежутках между разрывами становились слышны стоны и крики несчастных жертв, запертых в пределах станции.

От ее здания к нам пробрался раненый солдат, все лицо его было залито кровью, расширенные глаза смотрели остановившимся взором.

– Уведите отсюда за собой людей! – прокричал он мне. – Они пойдут за танком, герр фельдфебель. Бога ради, уведите их от станции.

– Но люди на станции…

– Они мертвы, все мертвы! – снова прокричал он. – Уведите отсюда оставшихся, во имя Господа!

По моей команде механик-водитель медленно двинул «Пантеру» от станции, через открытое пространство, усеянное беспорядочно бредущими толпами потерявших своих командиров солдат и обезумевших гражданских беженцев. Постепенно они стали подтягиваться к нам по привычке отбившихся от своих и побрели за нами, когда мы двинулись прочь.

Один из гражданских беженцев, знавших эти места, забрался на броню танка и, встав рядом со мной у башни, указывал нам путь. С его помощью мы отошли от Хальбе и выбрались на узкую дорогу, которая Пересекала железнодорожную ветку