проговорил повар. — В городе нет никаких керосинок, освещаются там электрическими лампочками, в которых горит электричество. Оно передается по проводам, что на столбах висят, затем попадает в лампочку, и она горит.

— Ты что, смеешься надо мной, что ли? — подозрительно спросил Джураица. — Какое такое еще электричество?

— «Какое такое»… Эх ты! Самое обыкновенное. Все это придумал наш земляк из Лики Никола Тесла, самый умный человек на свете.

— Про Теслу я что-то слышал! — похвастался Джураица.

— Эх ты, «слышал»!.. Он-то не лазил по чужим садам, как ты, а спокойненько лежал себе в холодке под каким-нибудь деревом и цельный день чего-нибудь выдумывал: то электричество, то радио, то самолет, то…

— Я тоже в прошлый год, валяясь в теньке, что-то такое придумал, что-то… не помню, что это такое было. На радостях я только задремал, как с соседнего дерева упал зрелый орех — чвок! — и угодил мне прямо в лоб, тут я все начисто позабыл, — печально закончил Джураица.

— Вот видишь, это потому, что ты лежал пузом кверху, — глубокомысленно заметил Лиян. — Всегда лучше подставлять под удары спину, а не лоб, этого правила я и на войне придерживаюсь.

Разговор этот происходил во время небольшого затишья за углом одного из домов, но вот снова послышались взрывы гранат и частые пулеметные очереди. Джураица весь подался вперед и навострил уши, как заяц в капусте.

— Дядя Лиян, я пойду вперед, чем бы там они по мне ни лупили, а ты можешь подставлять спину. Вон начинается бой у самого моста. Слышишь, как Гаврило и Станивук чешут из своих пулеметов, тут только держись!

— А слышишь, как чешут крупнокалиберные пулеметы с другой стороны моста, те, что бьют по нашим, не позволяя им вступить на мост, — ответил Лиян. — Я их что-то лучше слышу, чем наши. Куда ж ты пойдешь?

— Пока я с тобой тут болтал, куда-то исчез Николетина, пойду поищу его.

— Пригнись хоть, пригнись, полоумный, видишь, как они лупят! — закричал Лиян. — Неужели тебя Николетина даже этому не научил? Сам-то он небось пол-Бихача проползет на пузе, на локтях да на коленях. Даже кошка, когда за воробьем охотится, тут с ним вряд ли сравнится.

Когда Ораяр исчез в темноте, Лиян загрустил и невесело объяснил усатому бойцу, оказавшемуся рядом с ним:

— Жалко мне этих мальчишек. Мне все кажется, что я по-прежнему полевой сторож, а стало быть, должен и за ними присматривать. Этот чертенок не отходит от Бурсача, а тот ведь, шальной, того и гляди, ночью в суматохе схватит его, такого маленького и кругленького, вместо гранаты и швырнет во вражеский окоп. Ей-ей, швырнет, клянусь своей фляжкой, хоть она и пустая.

15

В непроглядной ночи идет бой на окраинах окруженного со всех сторон Бихача. Грохочет и со стороны Хорватии, и со стороны Боснии, бьются с врагом банийцы, личане, кордунцы, краинцы. Идут на штурм славные бригады: Первая, Вторая, Третья, Пятая и Шестая краинская, Вторая личская, Восьмая банийская, Четвертая кордунская. Артиллерийский дивизион бьет из всех орудий по неприятельским укреплениям. Вздрагивает и гудит земля от орудийной канонады; гремят мощные залпы гаубиц, бахают горные пушки, пронзительно свистят снаряды противотанковых орудий, которые ведут огонь по вражеским дотам.

— Вот это да, вот это сила! — восхищается мой побратим Скендер Куленович. — Мне и во сне не снилось, что у нас такая огромная армия. Словно все партизанские силы, какие только ни есть, собрались здесь, у Бихача.

— Знал бы ты, сколько еще наших бригад и отрядов помогают нам штурмовать Бихач, хоть их здесь и не видно и не слышно! — улыбаясь, проговорил командир Коста Надж.

— Это какие же еще бригады и отряды? — удивился Скендер.

— А вот какие. По приказу Верховного штаба, чтобы помочь нам, Главный штаб Хорватии силами своих Пятой и Седьмой бригад блокировал все железные и шоссейные дороги от Сисака и Суни до Двора и Костайницы, а Первую бригаду повернул на Слунь. Так что с той стороны неприятелю ждать помощи нечего.

— Да что ты говоришь! — восхищенно восклицает Скендер с таким видом, точно прекрасно разбирается во всех тонкостях этой военной премудрости. — Скажи пожалуйста, как хорошо продуман весь план.

В эту минуту Скендер, усатый, сосредоточенный, с проницательным взором, казался мне по меньшей мере французским полководцем Наполеоном Бонапартом.

Мне стало немного стыдно, что я не разбираюсь столь хорошо во всех хитростях военной науки. Чтобы скрыть свою необразованность, я тоже стал важно кивать головой, показывая, что одобряю замысел «бихачской операции», как по-научному называли этот бой.

— Действительно, план хороший и задуман хитро, — сказал я одобрительно.

— Грандиозная операция! — буркнул Скендер, будто подводя итог нашим с ним рассуждениям.

Когда мы отошли от командира и могли уже не делать вид, будто прекрасно разбираемся во всех тонкостях планов штаба, мы снова стали, напрягая зрение и слух, следить за боем. Наши сердца были там, внизу, где сражались наши товарищи и друзья, где шел бой за то, что нам было так дорого и близко. Из грохота боя в наших душах рождались строки стихов и песен. Скендер взволнованно произнес:

— Это должно быть во что бы то ни стало записано и воспето, чтобы наши потомки знали, как простой народ создал свою армию и штурмом овладел кровавым фашистским бастионом в бурном тысяча девятьсот сорок втором году.

— Ты погоди, не спеши, Бихач еще не освобожден, — заметил я с крестьянской недоверчивостью.

— Не освобожден, но будет освобожден! — убежденно заявил Скендер. — Как поэт, ты должен смотреть вперед.

Наш разговор прервал связной, прибывший из Второй краинской бригады. Он вылетел из темноты, точно выпущенная из миномета мина, и сразу набросился на нас со Скендером:

— Ну что же вы, народные поэты, сидите тут и не видите, как наша бригада бьет гадов в Прекоунье?

— Мы должны одновременно следить за всеми бригадами, а отсюда лучше наблюдать ход боя, — защищался я как мог.

— Черта лысого отсюда видно! — кричит связной, хмельной от возбуждения. — Спускайтесь вниз, вон первый батальон вышел к берегу Уны перед большим мостом. Там сейчас такая заваруха, есть что посмотреть и послушать.

— Да что ты говоришь! — поднялся с земли Скендер, похожий в темноте на средней величины медведя, вставшего на задние лапы.

— Дуйте скорее вниз, не пожалеете. Не будь я Гавро Джулум, если вру! — размахивая руками, убеждал нас связной. — Наши навалились, хотят атаковать мост, да товарищ Коста не дает. Сколько бойцов, говорит, зря погибнет, потому что с другого берега усташи бьют по мосту из шести крупнокалиберных пулеметов, так что и птица над ним