Шрифт:
Закладка:
Иван кивнул:
–Да, мне отец эту историю рассказывал. Все её знали в деревне. Ты про Помошко расскажи, что знаешь.
–Так что я знаю. Он, когда Пашка Шилов пропал, тоже его искал долго. Или делал вид, что ищет его. В лес уйдёт, день его нет, два. Один раз его с неделю не было. А вернулся исхудавший весь, глаза ввалились, одежда лохмотьями висит, но, сколько его не спрашивали – ничего не рассказывал. После этого как будто подменили его, стал угрюмым, людей начал ещё больше сторониться. Всё по лесам продолжал рыскать, как будто потерял что. А однажды, он вернулся из леса с ранами, как будто когтями истерзали его, это было уже после войны, может в году пятидесятом, не знаю точно. Только после этого, как сглазили его, всё потерял он, всё под откос пошло. Наперво у него корова сдохла, потом они с женой телушку купили, так она тоже не долго пожила. На жену свою руку начал поднимать, несколько раз избил её. А на следующий год жена его заболела тяжело. Врачей вызывали, лекарством всяким поили, никаких результатов. Мамка ходила её лечить, отвары какие-то готовила, да только не смогла помочь. Только через несколько лет она мне рассказала: «Лежит она в кровати бледная вся, отрешённая, будто всё равно ей – помрет она или нет. А ведь у неё дочка мала была совсем. Взяла я её за руку, а меня как хлыстом ударили. Вижу, будто сидит на её груди тёмный кто-то, и давит её, и душит. И нет у меня сил справиться с такой дикой злобой. Так и умерла она, бедная». Пётр похоронил её. Дочка Зинка, одиннадцати лет, осталась на его руках. Он её не баловал, воспитывал в строгости, никуда она не ходила, с нами, девчонками не гуляла. Сходит в школу и быстрее домой бежит. По дому всю работу тащила, совсем как взрослая. И лишнего слова никогда не скажет. Училась хорошо, потом в город уехала после школы, там замуж вышла. А ещё, мамка мне говорила, в то время у нас пошли в деревне несчастье за несчастьем, один покойник за другим. Сначала на Береговой улице муж с женой в бане угорели, утром их нашли. Потом учительница к нам молоденькая приехала, так пошла она на ферму за молоком, наступила на гвоздь, ранка вроде не большая, а не спасли в больнице, заражение крови случилось, за неделю угасла. Потом один за другим умерли два брата, Копытовы, врач сказал, что сердце. Мы, считай, всей деревней с кладбища не выходили – то похороны, то поминки, то девять дней, то сорок. А Пётр Помошко, мою мамку встретил в магазине и как закричит ей при всём народе: «Что, помогли твои молитвы? Такая же ведьма! Все ведьмы! Будьте вы все прокляты, и дети ваши, и внуки!» Народ аж отпрянул от него, а дети малые заплакали. Вот сколько злобы было в человеке.
Я развернула перед ней листок с заговором и протянула ей:
–Это ваша мама написала?
–Мамка у меня была полуграмотная, буквы то она знала, читала немного по слогам, а писала только печатными буквами, да с ошибками. В школу-то она никогда не ходила, до̀ма её грамоте учили. Я ей все заговоры писала. Она мне их диктовала, а я записывала. – Она надела очки – Да, это я писала, для отца твоего, Иван. Мамка сказала, что за ним нехорошее что-то ходит, вроде он сам притянул его к себе. Ты, Ваня, наверное, помнишь, как в школе рассказывал, что собаку вашу какой-то зверь разорвал. В тот день Митька мой прибежал из школы, давай нам взахлёб рассказывать об этом, вот мамка моя услышала и всё поняла, нам ничего не сказала, сразу пошла свечки зажигать, молиться. А потом мне надиктовала этот заговор.
–Помню. – Ответил Иван – Только собаку нашу никакой не зверь разорвал, не было никакого зверя. Отец всё окрест посмотрел, следов не было, а птиц таких больших, чтобы с нашей Стрелкой справиться, нет в наших местах. Вот ещё у нас занятная бумажка с напутствием имеется, мы её из провала достали – Иван протянул тёте Тане листок – посмотри, не знаешь что это?
Тётя Таня прочитала:
–Чтобы нечисть забыла твоё лицо.… Может и мамка писала. Да, это она, похоже, нацарапала буквы. Так это она для деда Помошко и написала!
Тётя Таня задумалась, потом пошла к комоду, открыла верхний ящик и начала рыться в каких- то бумагах. Достала одну, поднесла поближе к глазам, внимательно вглядываясь в неё. Потом вернулась к столу и протянула мне листок:
–Прочти вслух, это письмо от старшей дочери Серафимы Петровой, соседки Петра Помошко. Начало пропусти, а начинай отсюда. – Она ткнула пальцем в середину листка.
Я начала читать:
– «Она как сходит к деду Помошко, так вечером и сляжет, всё у ней заболит. А пуще всего она стала бояться темноты и свет даже на ночь в комнате не выключает. А в последнем письме пишет, что пришли они с Марией к нему утром пирогов ему принесли и сливок, он сидит у стола голову на руки положил их услышал, поднял голову и глаза такие тоскливые и тихо говорит что, мол, лихо теперь до смерти не забудет его лицо, и после смерти покоя ему не будет. А потом как будто опомнился начал говорить что, мол, просто сон видел. Сходи к ней Христа ради может дом почистишь, помолишься. Ко мне она не хочет переезжать говорит, умру дома не поеду в город». – я отложила письмо – И что, сходила ваша мама к Серафиме?
–Да, мамка не отказывала никому никогда,