ведении кади, командируемого из Стамбула сроком на три года (559, ч. 2, с. 157, 159). Доходы дамасского кади со штатом чиновников в среднем составляли от 20 до 30 тыс. рублей серебром в год87, в Халебе (Алеппо) и Иерусалиме – в два раза меньше88. По сведениям Дж. Финна, кади получал гонорар в размере 3 % от стоимости выдвинутого иска, который выплачивала выигравшая сторона (662, с. 175). В отдельных случаях за ведение судебного процесса между греческим, армянским и францисканским духовенством иерусалимский судья получал за один раз от 30 до 40 тыс. рублей (там же, т. 2, с. 157)89. Еще со времен правления Сулеймана I Законодателя паша и кади Иерусалима по традиции получали одинаковое жалование (800, с. 325). Верховный кади эйалета назначал в города санджаков, входивших в его юрисдикцию, судей из числа местных арабов, взимая с каждого из них плату в зависимости от важности и доходности данного судейского места. Судьи все чаще жаловались на существенное падение своих доходов из-за того, что судебные иски все чаще рассматривались в смешанных светских и консульских судах. Правда, дела чисто мусульманского характера, гражданского состояния и собственности слушались главным образом в махкаме (662, с. 175). В 1880 г. Порта предприняла очередную попытку секуляризировать религиозные суды миллетов путем официального введения в порядок их судопроизводства некоторых положений развивавшейся государственной системы светских судов (махáким-и низамийе, или низами), с помощью которых можно было бы обеспечить равноправие для всех османлы перед законом (859, с. 28). Более того, ожидая протестов со стороны духовенства, правительство признало за индивидуальными членами миллетов права обращаться в государственные суды даже по гражданским делам (наследства, завещаний и др.), которые издревле находились в ведении религиозных судов (860, с. 163–164).

В эпоху реформ Танзимата на уровне эйалета, санджака и каза стал функционировать новый судебный орган, меджлис-и дави, который состоял из председателя (хакима, или каймакам бати), муфтия, одного ма’мура (чиновника по судебным делам), троих выборных членов из числа османов-мусульман и трех избираемых лиц из числа зимми. Тот факт, что хакима назначал шейх аль-ислам, причем из числа кадиев, а с пятью мусульманами в меджлисе заседали трое христиан разных конфессий и один иудей, означало лишь то, что, несмотря на декларированное Портой разделение судебной власти на шариатский и смешанный суды, реформы Танзимата все еще сохраняли дискриминационное положение зимми (603, с. 112–113). Как и прежде, советы всех уровней защищали главным образом интересы Порты и мусульман. Если до Танзимата маджлис являлся одновременно административным советом эйалета (или санджака) и гражданским судом, то в ходе вводимых реформ судебная власть была отделена от административной, а бывший административно-судебный совет был разделен на два самостоятельных органа – административную (маджлис идарий) и судебную (осм. меджлис хукук; араб, маджлис тахкык) палаты (там же, с. 109–111).

Во второй половине XIX века продолжала развиваться система коллективных органов местного самоуправления в провинциях: административная палата (меджлис-и идаре), судебная палата по уголовным и гражданским делам (меджлис-и низами, или низамийе), апелляционный суд (меджлис-и тамйиз), коммерческий суд (меджлис-и тиджари, или тиджарийе). Закон о провинциях 1864 г. вводил еще один представительский орган в вилайете – генеральную ассамблею (осм. меджлис-иумуме; араб, маджлис у мумий). Она была призвана стать высшим коллективным органом местного управления на уровне провинции, куда стали входить представители от административных советов вилайета, санджаков и каз (там же, с. 120). На уровне вилайета, маджлис умумий должен был ежегодно созывать съезды для обсуждения хода развития «благотворных реформ» Танзимата (867, с. 120).

Помимо светского и религиозного судов в Иерусалиме действовали (правда, в гораздо меньшем объеме) консульские суды, рассматривавшие гражданские дела подданных своих стран. Русские подданные, как и другие иностранцы в Османской империи, пользовались, согласно режиму капитуляций, правами экстерриториальности и консульской юрисдикции. В качестве судьи в этом случае обычно выступал генеральный консул или консул, заместитель или его драгоман. Споры между иностранцами и османскими подданными, а также определенные уголовные преступления, совершенные иностранными подданными, разбирались османским судом по гражданским делам (402, л. 94—99об).

Местные христианские и иудейские общины Палестины имели свои собственные религиозные суды в Иерусалиме. В качестве судьи внутри арабской православной общины выступал патриарх Иерусалимский и всея Палестины. Аналогичным образом обстояли дела в Армянском патриархате Иерусалима. Иудеи имели раввинатский суд, возглавляемый верховным раввином (ивр. хахáм башú; араб. кабúр аль-хахамáт) (811, с. 120).

Поскольку судебные издержки в шариатском суде были значительными, то мусульмане нередко обращались в консульские суды, чтобы сэкономить деньги и снять с себя в случае выигрыша дела бремя издержек за судебное разбирательство (448, л. 25–32; 559, ч. 2, с. 227; 811, с. 120–121). После младотурецкой революции 1908 г. консульские суды постепенно были упразднены османскими властями как ущемлявшие государственный суверенитет империи.

В рамках Танзимата претерпевала некоторые изменения не только система административно-территориального управления провинциями, но и терминология османских должностей османской администрации на местах. Так, например, расхожее слово «пашалык» применялось в дотанзиматный период исключительно к эйалету, поскольку им управлял султанский паша в ранге визиря. В условиях бурного роста чиновничего аппарата Порты и отсутствия вакантного генерал-губернаторского кресла бейлер-бея паша был готов замещать губернаторский пост санджак-бея, чтобы не сидеть в османской столице на скромном должностном окладе османского чиновника. Падишах восстановил прямое османское правление в Великой Сирии, в 1842 г. должность мутасаллима была упразднена, правда, старое слово «мутасаллим» неофициально продолжало использоваться европейцами в отношении губернаторского поста в Палестине еще долгое время (662, т. 1, с. 238). Вместо мутасаллима был введен пост каймакама90, или губернатора округа провинции, с титулом одно– или двухбунчужного паши. Таким образом, должность санджак-бея занималась уже не только чиновниками с титулом бея, но и османскими пашами. Это обстоятельство давало повод европейским консулам, путешественникам и миссионерам неофициально именовать Иерусалимский округ в своих донесениях и записках с 40-х гг. XIX века «пашалыком», «присваивая» ему этот статус, исходя не из официального статуса данной администативной единицы, а из титула и ранга паши, его возглавляющего (662, т. 1, с. 426, 450; там же, т. 2, 144; 815, с. 234). Даже К.М. Базили в своей книге «Сирия и Палестина под турецким правительством» называет Иерусалимский санджак-мутасаррифлык «пашалыком Иерусалимским» (561, с. 424).

Следует отметить, что с возврашением османского правительственного аппарата официальный статус аль-Кудса изменился не только де-факто, но и де-юре, что свидетельствовало об изменении отношения Порты к одному из заурядных санджаков сирийской провинции. Этот специфический статус «округа Горного Иерусалима» (лива Джабаль аль-Кудс) был придан в