Это заявление интересно по двум причинам. Во-первых, оно показывает, что Сорхахтани-беки была достаточно сильна, чтобы, пользуясь своими родственными и брачными связями, противостоять желаниям Великого хана, и, во-вторых, это можно

интерпретировать как разумную долгосрочную политическую стратегию, поскольку, оставаясь незамужней, она могла свободно плести интриги, что в итоге обеспечило ханство ее сыну Мункэ. Во время правления Дорегене Сорхахтани-беки держалась в тени и начала «завоевывать расположение знати с помощью подарков и благодеяний» [Khwandamir 1954, III: 58; Thackston 1994: 33; Budge 2003: 417]. В мусульманских источниках она также представляется весьма влиятельной; Квандамир даже утверждает, что решение об избрании Гуюк-хана было принято совместно Дорегене и Сорхахтани-беки, с чем согласились все остальные амиры и чиновники [Khwandamir 1954, III: 55; Thackston 1994: 32]. Она проявила большие дипломатические способности, поддерживая хорошие отношения со сторонниками Угедэя и одновременно заручившись поддержкой Бату-хана, самого старшего из живых членов семьи чингизидов. Она ждала подходящего момента, чтобы воспользоваться враждой между Бату и Гуюком, когда в 1247 году последний двинулся с армией на запад, чтобы, очевидно, напасть на Бату на территории Руси [Pelliot 1922–1924, 1931, III: 195; Kim 2005: 314–330]. Когда новости об этом достигли Сорхахтани-беки, она послала Бату сообщение: «Будь готов, ибо Гуюк-хан отправился в те края во главе большого войска». «…Бату был благодарен и приготовился к битве с ним» [Rawshan, Musavi 1994, II: 809; Boyle 1971: 185; Kim 2005: 328–332], но битва так и не состоялась. Когда караван Гуюка прибыл в Самарканд, он умер, и в империи развернулась новая борьба между династиями[91].

Поскольку, строго говоря, Сорхахтани-беки так и не получила номинального признания в качестве императрицы или регентши империи, следующей женщиной, занявшей роль регентши, стала жена Гуюк-хана, Огул-Гаймыш (пр. 1248–1250)[92]. И в очередной раз, после смерти Великого хана в 1248 году, монголам пришлось столкнуться с кризисом престолонаследия, и, как и во время кончины Угедэя, женщине пришлось решать внутренний конфликт между различными ветвями семьи чингизидов. В данном случае дипломатические стратегии Сорхахтани-беки способствовали появлению на политической карте толуидов и, благодаря плодотворным отношениям жены Толуя с Вату, эта ветвь потомков Чингисхана стала ключевой в развитии империи. Альянс, созданный Сорхахтани-беки, ускорил противостояние между толуидами и джучидами, с одной стороны, и сторонниками Угедэя и Чагатая, с другой [Allsen 1985–1987: 15].

Если верить рассказу Рашид ад-Дина, возвышение Огул-Гай-мыш представляется там как следствие «традиции» монголов после смерти хана назначать регентом империи женщину. Он упоминает, что Вату предложил

Огул-Гаймыш продолжать, как и прежде, управлять делами, советуясь с Чинкаем и [другими] министрами, и пусть она ничем не пренебрегает, ибо из-за старости, слабости и подагры я не могу двигаться, а вы, ини [младшие монгольские князья], все там начеку, здоровые [Rawshan, Musavi 1994: 810; Boyle 1971: 185–186].

Однако единственным прецедентом была и оставалась Дорегене, и поэтому упомянутую Рашид ад-Дином «традицию» следует понимать не как «монгольскую», а, скорее, как «кочевую», восходящую к временам Каракитая. Кроме того, если Дорегене обладала как номинальной, так и реальной властью в государственных делах, то новая женщина — глава империи получила лишь номинальное признание, в то время как реальная власть в империи находилась в руках Сорхахтани-беки[93]. В источниках нет ясности относительно политических шагов, предпринятых Огул-Гаймыш. Некоторые предполагают, что она пыталась противостоять выстроенной Сорхахтани-беки дипломатической сети, назначив внука Угедэя Ширемуна кандидатом на престол, но не исключена и возможность того, что она поддерживала одного из собственных сыновей [Rossabi 1979: 165]. Толуиды предложили избрать нового хана на родине Бату и провести курултай в Центральной Азии, что противоречило обычаю монголов проводить выборное собрание в Монголии. Сторонники Угедэя некоторое время бойкотировали собрание, но настойчивость Сорхахтани-беки повлияла на окончательное решение Бату, который, по словам Рашид ад-Дина, сказал: «Посадите его [Мункэ-хана] на трон. Тот, кто выступит против ясы [кодекса Чингисхана], пусть лишится головы» [Rawshan, Musavi 1994, II: 828; Boyle 1971: 204]. Несмотря на слабое положение, в котором оказалась Огул-Гаймыш после смерти мужа, она распорядилась так, чтобы «дороги были закрыты, и собирался ясак, чтобы каждый остановился в любом месте, до которого он дошел, будь оно населенным или пустынным. И по приказу Огул-Гаймыш гробница Гуюк-хана была перенесена в Эмиль, где находилась его орда» [Qazvini 1912–1937, II: 217; Boyle 1997: 262; Rawshan, Musavi 1994, II: 810; Boyle 1997: 185]. Похоже, что Сорхахтани-беки признала ее правление и даже направила ей «слова совета и утешения, послала ей одежду и боктаг» [Qazvini 1912–1937, II: 217; Boyle 1997:262; Rawshan, Musavi 1994, II: 810; Boyle 1971:185][94].

Трудно дать реальную оценку двум годам правления Огул-Гаймыш, поскольку источники либо яростно ее критикуют, либо вообще о ней не упоминают[95]. Если говорить о тех, кто все же посвятил часть своих хроник этому периоду, то Рашид ад-Дин в основном вторит рассказу Джувайни и пишет о ее правлении в том смысле, что «мало что было сделано, за исключением сделок с купцами. Большую часть времени Огул-Гаймыш проводила в затворничестве с камсами [шаманами или знахарями], воплощая в жизнь их фантазии и всякие нелепости» [Qazvini 1912–1937, II: 219; Boyle 1997: 265; Rawshan, Musavi 1994, II: 810; Boyle 1997: 186].

В этой схватке за престол Огул-Гаймыш была не одинока, хотя иногда те, кто считался ее ближайшими союзниками, вносили раздор и разногласия в среду сторонников Угедэя. По-видимому, ее сыновья сыграли важную роль в борьбе за престол. Ходжа и Наку, сыновья Гуюк-хана и Огул-Гаймыш, упоминаются среди тех, кто доверил Бату решить, кого избрать Великим ханом, вероятно, ожидая, что он выберет одного из них или, по крайней мере, их племянника Ширемуна, который, в конце концов, пользовался благосклонностью Угедэя и был поддержан императрицей-регентшей Огул-Гаймыш[96]. Однако Бату решил назначить Мункэ, сына Сорхахтани-беки и Толуя, после того как ему самому был предложен трон и он отверг предложение[97]. В то же время можно утверждать, что роль, которую сыграла Сорхахтани-беки, предупредив Бату о возможном нападении Гуюка, и ее открытая поддержка своего сына в борьбе за ханство, возможно, имели решающее значение для восшествия на престол Мункэ, ставленника Бату [Budge 2003: 417].

Были созваны разные курултаи, и среди потомков Чингисхана возникли разногласия. В некоторых источниках говорится о попытках достичь соглашения и убедить сторонников Угедэя смириться со своей участью, но в итоге избран был Мункэ-хан, а толуиды провели кровавую