Анри нет. Он говорил, что оставил подругу, когда уходил в армию, но насколько я знаю, они перестали переписываться еще до Войны. Хотя точно сказать не могу, а врать не хочу. Как я уже говорил, Анри – молчун.

– А во время Войны он не с кем не сблизился? Во время лечения или на перекомплектовании в тылу?

– Насколько я знаю, нет. Так то, если оказывались в какой-нибудь деревне, по крестьянкам шастал, но не больше других. Помню, девица одна была, которой он приглянулся – мы тогда почти месяц в тылу стояли после Соммы – так она ему потом полгода писала. Говорил, что звала к себе после Войны. Он отвечал вроде, но насколько я знаю, ничего из этого не вышло. Я тогда даже разозлился на него немного – добрая женщина была, а Анри упустил, а точнее, вовсе не гнался. Кто бы меня к себе звал после Войны!..

Лейтенант замолчал и сделал глубокую затяжку. Огюстен решил сменить тему:

– Расскажите о ночи с десятого на одиннадцатое ноября, Феро.

– В одиннадцать вечера приехал полковник Борель с припасами…

***

Завтрак ничем не отличался от ужина, разве только вина Пежо позволил отряду поменьше. Никаких указаний насчет того, сколько им предстоит простоять в Жоншери не было, поэтому этот день мог выйти вполне похожим на вчерашний. Капрал даже желал этого – ему нравилось гостить здесь. Нравились эти поля и эти люди: спокойный и основательный господин Дюкур, его дочь Николет, которую Жюлю с момента своего пробуждения удалось увидеть лишь единожды. Кроме отсутствия золотоволосой девушки темных пятен на этом прекрасном августовском утре не было, и настроение Пежо грозило поднять его тело под потолок.

– Позвольте спросить, господин Дюкур, а почему ваша дочь не составляет нам компанию?

Пежо надеялся, что его вопрос прозвучал достаточно невинно, но лукавый взгляд старика развеял его надежды:

– Николет пошла к подруге. Та только вчера днем вернулась из Нанси и Николет планирует замучить ее расспросами.

Жюль кивнул – он был раздосадован, но не хотел этого показывать. Вместо этого капрал сконцентрировался на еде.

Они ехали по вражеской территории уже больше полутора часов. За это время всадникам дважды пришлось вступать в перестрелку с отрядами французских солдат. В итоге Франк был легко ранен в руку. Не смотря на это, Майер решил продолжать задание и сейчас по его прикидкам они углубились во французские поля уже километров на двадцать. «Ротмистр сказал, что рассчитывает на двадцать-двадцать пять километров. После того, как пройдем через ту деревеньку, можно будет задуматься о возвращении…» Жоншери приближалась к егерям, но разглядеть, есть ли кто-нибудь на деревенских улицах, пока было нельзя.

Когда отряд обогнул небольшой холм, Майер совершенно внезапно для себя практически наехал на французского солдата то ли стоявшего в карауле, то ли просто случайно оказавшегося здесь. Француз был удивлен не меньше лейтенанта, но реакция у него оказалась хуже, поэтому Майер успел выхватить саблю и ударить сверху вниз. Он был почти уверен, что не убил француза, но не собирался останавливаться – достаточно было и того, что противник осел на землю. Лейтенант махнул подчиненным рукой, приказывая двигаться за ним, а сам перевел Аякса в галоп. «Все, за этой деревней – разворачиваемся!..» – Майер был выбит из колеи внезапной встречей, а лицо его горело непонятным жаром. Лейтенант не забыл о словах ротмистра Крипке, велевшего сторониться деревень, но хотел закончить задание эффектно. Аякс ускорился, и теплый воздух начал хлестать всадника по лицу. Майер широко улыбнулся – именно ради этого он и выбрал кавалерию.

– Где Арамитц? Что-то давно его нет.

– Да где же давно, капрал? Всего минут двадцать.

– А он вообще сказал, зачем уходит?

– Сказал, что хочет прогуляться.

Пежо выругался про себя – недисциплинированность бывает разной. Есть дети, которые все время пытаются привлечь к себе внимание, шумят и совершенно не хотят усваивать то, что им говорят. Другие же, напротив, ведут себя тихо, сторонятся внимания окружающих, но все время пребывают в своеобразном состоянии, которое капрал для себя парадоксально определял как рассеянную сосредоточенность. Такие дети могли часами смотреть в окно, искренне наслаждаясь пейзажем и запоминая его в мельчайших деталях, но при этом совершенно не обращали внимания на слова учителя. Рядовой Анри Арамитц давно не был ребенком, но эта черта – всецело предаваться мечтательности и созерцанию в ущерб дисциплине и собранности – была свойственна ему в высшей степени.

Размышления Жюля прервало появление в дверях юной Николет. Капрал в очередной раз засмотрелся на игру солнечных лучей в волосах девушки, поэтому не сразу обратил внимание на ужас искажавший черты ее лица.

– Пруссаки! Папа, пруссаки идут!

После слов Николет в доме на мгновение установилась тишина столь всепоглощающая и абсолютная, что каждый мог услышать биение сердец всех, кто его окружал. Но лишь через один нестройный стук время вновь вернулось к своему неумолимому бегу. Пежо вскочил на ноги, не обратив внимания на опрокинутый по пути бокал вина.

– В какой стороне?!

Николет рыдала, уткнувшись в грудь своего отца, на лице которого появилась изрядно состарившая его тревога. Девушка была не в состоянии ответить. Капрал подошел и аккуратно, но настойчиво повернул ее к себе:

– В какой стороне, Николет?

– С в-в-востока.

«Какие же у нее красивые глаза!..»

– Сколько их?

– Я н-н-не знаю, они на лошадях… Они убьют нас!

– Нет, Николет, не убьют.

Капрал вернул девушку в объятия отца и обернулся к своему отряду. Тренировки последних дней не прошли даром и солдаты, вместо того чтобы опешить от паники, приводили свое оружие в боевое состояние.

– Порто, де Сийег – окно. Без приказа не стрелять! Бац – страхуешь меня у двери.

Шарль испуганно кивнул, а флегматичный Порто устроился у окна, передернув затвор винтовки. Самый старший по возрасту де Сийег сделал Пежо знак глазами, указав на Дюкуров. Жюль понял его жест.

– Господин Дюкур, вам лучше перейти в подвал.

– Нет времени, капрал, они уже здесь.

Порто был прав: вход в подвал был со двора, причем, как раз с той стороны, с которой уже подъезжали к дому всадники в серых мундирах.

– Ложитесь и прикройте головы.

Альберт Майер увидел фигуру Жюля в тот самый момент, когда капрал крикнул ему: «Стой!» Рефлексы сработали быстрее разума, и лейтенант выстрелил в направлении Пежо, не целясь, но ему повезло – Жюля отбросило назад и развернуло на полкорпуса. Пуля вошла в левое плечо капрала, попала в кость и разлетелась на разрушительные осколки. Пежо смог крикнуть: «огонь», успел выстрелить